Война за веру - Марик Лернер

— И мусора с грязью нет?

Он беспомощно оглянулся на меня.

— Чисто там, — сказала Лампа.

Дом входил в ее компетенцию, а свое хозяйство она знала прекрасно.

— Освещение плохое. Так-то нормально, не книги читать.

— Значит, нужно поставить, — сказала Мария, обращаясь к Писарю.

Тот явно ничего не понял, но поспешно кивнул.

— И бочонок хорошего бренди с кружкой, — поспешно говорю. — Только хорошего. А что? — демонстративно пожимаю плечами. После холодной воды неплохо бы хлопнуть чуток. Для согрева.

Причастие вроде с вином, но мы ж создаем новую традицию. Да и не везде виноград растет.

— Сделай, — подумав, приказала Мария. — Надо идти, — сказала она скорее себе, чем нам.

По стандартному плану ожидалось небольшое пиршество, затем молитва. Общая трапеза уже вошла в обычай. Конечно, за стол усадить было иной раз нельзя всех, но любой мог прийти и был бы накормлен. Пищу хозяева и гости употребляли одинаковую, а после окончания можно обратиться с просьбой. Собственно, в любом солидном доме нечто подобное имело место, и я, когда-то посетив Желтое Крыло, угощался.

А вот молитва совсем другое дело. Не было никакого алтаря или иконы с идолом. Бог был невидим и не имел тела. Согласно словам Марии, он настолько велик и несоизмерим с человеком, что мы и видеть его неспособны. Потому и изображения любые невозможны, как и поклонение в любом виде рисункам, статуям, да и просто камням.

Утром мы молились в сторону всходящего солнца, вечером лицом к закату. Не потому, что отождествляли огненный шар с всевышним. Вечный круг символизировал бесконечность рождений и смерти. Как учили ее в обители, так и остальным твердила: выбери любой предмет шагах в трех-четырех от себя, сосредоточься и повторяй слова литании. Способ, прекрасно известный многим и широко используемый в практике для концентрации внимания, а также самовнушения. При этом сила внушения возрастает, если словесные формулы имеют четкий ритм и рифмованы.

Стихи не так просто создать, а молитва должна обладать красотой и смыслом. Тут нужен немалый талант, и я до сих пор в недоумении, как ей это удается.

— Ты — Господь, и к Тебе возношу молитву, — начала Мария, когда все собрались во дворе.

Не каждый присоединялся к молитве, иные лишь смотрели со стороны. Мой дядька Кабан как-то сказал: «Не собираюсь отказываться от нашего покровителя Баала, но ничего плохого в ее проповедях не вижу. Единый стоит над всеми — так издавна говорят».

Собственно, Баал и есть хозяин. Господин. Очередное имя и не больше.

— Душа и тело, все твои дары.

Она считала, молиться нужно вслух, но негромко. Орать не требуется.

— Ты мать и отец, мы же твои дети.

Обычно произносила короткий отрывок, и вслед за ней собравшиеся хором повторяли слова. С этой всегда начинала, и большинство ее уже помнили наизусть. Тем более стихи звучные и хорошо ложились в рифму.

Писарь встрепенулся и торопливо принялся черкать. Если прежде начало было стандартное, много раз звучавшее, такого он еще не слышал. Илак всегда пристраивался сзади молящихся. Так удобнее всех видеть и при этом не привлекаешь внимания. Все ж не все понимали смысл его действий и могли неправильно отнестись.

— К женщине влечет мужчину, и с ней создается семья, — гремели рифмованные строки.

Слышно было везде, хотя она вроде бы негромко говорила. Как-то так получалось, что каждый воспринимал как обращенное к нему. Писарю неоднократно говорили, что иные жрицы тоже такое делали, но никогда не приходилось лично сталкиваться. Они редко беседовали с толпой, а в доме обычно незачем повышать голос.

— Все в мире создается через женщину. Без нее нет и не будет ничего, потому что она сосуд, в котором лепятся мужчины.

Пророчица и прежде подчеркивала равенство мужчин и женщин. Раньше прямо провозгласила запрет на убийство детей. Хотя и от больных мальчиков, случалось, избавлялись, однако это крайний случай. Наследник, кормилец и воин. А девочка никому не нужна. Светлой ситуация явно не нравилась, и она возвращалась к этому неоднократно. Сейчас она пошла намного дальше и не собиралась останавливаться.

— Господь един, — произнесла после паузы, — пришла пора выбрать вам: либо путь ему служения, либо отвергнуть эту дорогу. Не торопитесь, хорошо подумайте. Став одним из нас, вы оборвете прежние связи. Неверный тот, кто пытается жить одними удовольствиями, не задумываясь о душе. Монету делает ценной не штамп, а металл. На фальшивой тоже есть печать, но никто не отдаст за нее товар. Так и с верой. Не ярлык, а содержимое души определяет посмертный путь. Приносить жертвы не нужно! Ведь Он не питается мясом! Ему приятней добрый поступок, чем жирный баран, коим откупаетесь от греха сделанного. Нельзя поклоняться семейным идолам и при этом почитать Единого. Я верю в Бога Единого, не в двух или трех, и для меня неверный, кто отрицает Его существование! Кроме Ylim, нет других богов!

На этот раз хор не был таким стройным. Кое-кто задумался, наверняка некоторые не поняли.

— Есть только Ylim, — сказал, поднимаясь, Фенек.

Большинство, как и жрица, садились, поджав ноги по-мавретански, но больным, беременным и пожилым она разрешила сидеть на скамеечке. Илак так и не научился долго находиться в этой позе, ноги начинали болеть. Зато в задних рядах можно устроиться нормально. А слышно все и так прекрасно.

— Помимо Тебя никому не поклоняюсь, — говорил Фенек. — Что б я ни хотел, от Тебя получаю.

Он буквально повторял слова одной из молитв.

— Есть только Единый, Вечная истина, Всемогущий Творец. Путь праведности да будет моим отныне! Кроме Ylim, нет других богов!

— Да будет так! — сказала Мария.

Встала жена Фенека и воспроизвела дословно сказанное супругом.

Илак сообразил, что тот разговор в коридоре, от которого его отрезали и он не смог разобрать толком реплик, поскольку хозяин молчал, слушая, именно об этом и шел. Записать догадку? Зачем? Какая разница, спланировано заранее или спонтанно случилось. Главное — событие, а не кто предложил.

— Есть только Единый! — прогудел Бирюк, тоже вставая.

Он и прежде верил в нечто подобное. Да и многие почтари поклонялись Нерожденному, Вечному. Их личный бог. Ничего удивительного, что в основной массе они посещали проповеди и внимательно слушали. Но из полдюжины карателей, прямо сейчас здесь находившихся, он поднялся один.