Зови меня Златовлаской - Татьяна Никандрова

Глава 12

Развод родителей официально был оформлен. Папа, как и обещал, оставил нам квартиру. Все это время он по-прежнему звонил мне, а я, как и раньше, не брала трубку. Ярость, бушующая во мне поначалу, стихла. В моей душе ютилась тихая обида и подавленная боль. Думая об отце, я больше не сыпала проклятьями и не желала ему зла.

Как-то раз в середине апреля в очередной раз раздался звонок отца, и я, повинуясь неосознанному порыву, подняла трубку. Видимо, не рассчитывая, что я отвечу, отец растерялся и долго не мог собраться с мыслями, а потом предложил встретиться. Я согласилась.

Думаю, я приняла такое решение после стольких месяцев молчания, потому что время действительно лечит. Я в этом убедилась на собственной шкуре. Со временем притупляются даже самые яркие эмоции, такие, как ненависть и гнев. Освобождая душу, они уступают место тоске и отчаянию. А те в свою очередь сменяются надеждами и верой в то, что можно что-то исправить.

Я решила дать отцу шанс, решила выслушать его и попытаться понять. Тем более этого хотела мама. Недавно она стала ходить к психологу, и я заметила, что терапия ей на пользу. Мама перестала прятаться в коконе собственных страданий и сделала шаг навстречу новой жизни. Я искренне верила, что ее жизнь может быть и будет счастливый. Пускай без отца. Пускай не так, как хотелось изначально. Но все же.

Мама говорила, что истинное счастье невозможно без прощения. Что искренне прощение освобождает душу. Я понимала, что забыть обо всем у меня не получится, но я хотела попробовать простить.

Отец забрал меня в пятницу после школы и спросил, чем бы я хотела заняться. Я сказала, что давно не ела мороженого, и он, к моему удивлению, повез меня в то самое кафе, в которое мы с ним ходили в детстве. Кафе называлось "Сказка", и за десять лет в нем мало что изменилось. Все та же фиолетовая вывеска, те же стены с изображениями героев советских мультфильмов, то же потрясающее шоколадное мороженое со вкусом детства.

Отец расспрашивал меня о школе, о танцах, и первое время нам обоим было неловко. Трудно было притворяться, что всех этих месяцев не было. Но неожиданно для меня отец впервые за много лет показался мне увлеченным моим рассказом.

Признаться честно, я не узнавала папу. Куда делись его вечное ощущение собственной правоты, его критицизм и скептический настрой? У меня было две версии. Первая объясняла его непривычное поведением чувством вины. Вторая говорила о том, что он мог и вправду поменяться. Я пока не знала, к какой из них я больше склоняюсь.

Вкратце поведав отцу обо всем, что со мной случилось за последние полгода, я решила провести небольшой эксперимент. Я откровенно призналась ему, что на днях сделала татуировку. Отец, которого я знала год назад, обязательно закатил бы скандал из-за этого и нашел бы кучу доказательств того, что татуировки делают только дебилы.

Услышав шокирующую новость, отец застыл:

— Ты разыгрываешь меня?

— Нет. Я серьезно, — я задрала майку и продемонстрировала отцу тату.

Его глаза расширились, и он часто заморгал.

— И что эта надпись значит?

— Благословенный.

— Ну, смысл очень хороший, — ответил отец, немного помолчав. — Мама знает?

— Нет, и пока не говори. Я сама потом скажу.

Папа напрягся. Перспектива скрывать от мамы мою татуировку его определенно не радовала. Но, поразмыслив, он, вероятно, понял, что для него это шанс заслужить какое-никакое доверие, и согласился.

Никаких нравоучительных тирад, никаких ужасных историй про забитых татуировками маргиналов. Только "смысл очень хороший". Да, мой отец явно не был прежним.

Про его дела я принципиально не спрашивала. Я чувствовала, что не готова услышать об этом. Представляя его жизнь с другой женщиной, я чувствовала злобу. А значит, время для таких разговоров еще не пришло.

В конце вечера папа подвез меня домой и спросил, когда мы в следующий раз увидимся. Я сказала, что на майские праздники несколько классов из нашей школы уезжают в Питер, а после этого мы можем увидеться. Он обещал позвонить.

На этих выходных я была приглашена на день рождения Платона, музыканта группы "Абракадабра".

Платон снимал загородный дом, где планировал шумно отметить свое совершеннолетие. Он пригласил меня за неделю до Дня рождения, и я сразу начал думать над тем, что надеть. Я потащила Аду на шопинг в торговый центр и перемерила несметное количество одежды, прежде чем нашла то самое платье.

Ходить с Адой по магазинам было делом непростым. Подруга заходила в самые дорогие бутики и без стеснения мерила платья, на которых висели ценники размером с месячную зарплату моей мамы. Мне всегда было немного неуютно в таких дорогих магазинах, потому что я знала, что все равно тут ничего не куплю. Ада тоже не могла себе этого позволить, но все равно гоняла девушек-консультантов туда-обратно, прося принести ей другой размер или другой цвет.

— Я же должна понять, нужно ли мне стремиться зарабатывать кучу денег, чтобы носить такие шмотки, или нет, — пояснила подруга. — Может, они того вообще не стоят?

Перемерив чуть ли не весь магазин, Ада с невозмутимым видов вернула одежду на стол, куда кладут вещи, которые не подошли, и с высоко поднятой головой покинула бутик.

Свое "то самое" платье я заметила его еще до того, как зашла внутрь магазина, он зазывало меня из центра зала. Короткое, с запахом, просторной юбкой и обтягивающим верхом, оно выгодно подчеркивало фигуру. Платье было насыщенного синего цвета и очень шло к моим глазам.

— Это оно, — вынесла вердикт Ада, когда я открыла шторку примерочной.

Наряд стоил чуть дороже, чем я могла себе позволить, но это меня не остановило.

В субботу я тщательно накрасилась, уложила волосы мягкими локонами и пару раз брызнула на себя цветочным парфюмом. Когда Стас сообщил, что подъехал, я схватила сумочку, накинула кожанку и вышла из дома.

Увидев меня, Стас присвистнул и принялся рассыпаться в комплиментах. Через полчаса мы прибыли к месту назначения. Дом был выполнен из темного клееного бруса, а спереди вместо стен были гигантские панорамные стекла. Внутри все тоже было шикарно: просторный первый этаж в скандинавском стиле и винтовая лестница, ведущая наверх.

Глазами мы искали именинника, но его не было видно. Из глубины дома показалась улыбающаяся Юля, сестра Платона. Она выглядела впечатляюще: кремовое платье средней длины подчеркивало ее бархатную кожу, густые русые волосы были убраны набок.

— Привет! — она обняла меня, затем Стаса. — Проходите, располагайтесь!

— А где Платошка? — поинтересовался Стас.

— Он наверху, — махнула Юля в сторону лестницы. — Принимает поздравления.

— Я пошел, — Стас отправился на второй этаж.

— Нужна помощь? — спросила я у Юли, заметив в ее руке кухонное полотенце.