Зови меня Златовлаской - Татьяна Никандрова

"Он меня бросил. Он предал меня!" — стучит в висках. Парень, за любовь которого я готова была бы убить, просто сбежал, оставив меня на растерзание этим ублюдкам. Легко и почти без сомнений.

Их трое, я одна. И пусть самого тощего из них мне все же удалось обезвредить перцовым баллончиком, но двое других целы и приближаются ко мне с кровожадными лицами.

Боже! Лучше бы мы просто сразу отдали им деньги и телефоны. Казалось, в начале им было нужно только это. Но моя тупая гордость подставила нас. И я, как чертова смертница, начала атаковать грабителей баллончиком. Глупо и безрассудно.

Уже потом, когда один из них повалил меня с ног на землю, я поняла, что это было ошибкой. Вырубить их всех у меня не вышло, а вот ни на шутку разозлить получилось.

Вот дура! Думала, что смогу атаковать их грациозно и быстро, как женщина-кошка… А на деле я замешкалась, почти не двигалась и все запорола.

Конечно, если бы я знала, что в кармане у самого крупного лежит нож, я бы десять раз подумала, прежде чем доставать баллончик. Но я не была в курсе этой, казалось бы, мелкой, но очень значительной детали.

Когда он приставил нож к животу моего спутника, все сильно поменялось. Теперь нам отчетливо виделась не только угроза грабежа, но и угроза жизни.

Эти уроды оказались настоящими психами. "Либо вали отсюда без нее, либо оставайся, и я выпущу твои кишки наружу!" — примерно так звучало их жестокое предложение. И он выбрал первый вариант. Очевидно, его кишки представляли гораздо большую ценность, чем я.

Знаете, осознавать, что твоя жизнь в руках двух отморозков, и помощи ждать неоткуда, очень страшно. До боли, до трясучки в коленях. Но еще страшнее становится тогда, когда чужие руки начинают шарить по твоему телу. Касаются тех зон, до которых никто и никогда не дотрагивался.

И тогда в голове звучит одна мысль. Она повторяется снова и снова, пока ты медленно тонешь в трясине собственной злобы, отчаяния и бессилия. "Лучше бы умереть. Лучше бы они меня сейчас убили".

***

В этом году я пошла в десятый класс. Теперь можно гордо носить звание старшеклассницы. А быть старшеклассницей — значит быть взрослой. Наконец-то. Однако, несмотря на свою "взрослость", первый день учебы я бессовестно проспала.

Рывком вскочив с кровати, я начала машинально собираться. Мысли, толкаясь и спотыкаясь друг об друга, носились в моей голове. Второе сентября. Опаздываю. Какой первый урок? Где блузка? Как быстрее: пешком или папа довезет?

Я побежала в зал в надежде, что папа еще не ушел на работу. Повезло, он был тут.

— Саша! Не понял, ты время видела, почему не в школе? — папа округлил глаза.

— Будильник не сработал! Подвезешь?

— И это после всех разговоров о самостоятельности и ответственности, — проворчал он.

В спешке умывшись и натянув с вечера приготовленную одежду, я начала наносить макияж. В изначальный план входили тени для век и подводка, но пришлось ограничиться тушью.

Закончив сборы, я посмотрела в зеркало: белокурые волосы по пояс, синие миндалевидные глаза, вздернутый нос и округлый подбородок. Улыбнувшись своему отражению и схватив сумку, я побежала в коридор.

Урок биологии тянулся медленно, я почти не слушала, но искусно делала вид. После звонка учительница подозвала меня к себе, чтобы выдать порцию нравоучений. Она говорила о важности пунктуальности в жизни человека и, поверив, что я сделала выводы, отпустила меня.

— Проспала? — с усмешкой спросила Ада, подхватывая меня под руку.

Ее идеально прямые темные волосы спадали на плечи, обрамляя вытянутое скуластое лицо. Большие черные глаза придавали ее и без того экзотичной внешности загадочности.

— Я переписывалась с Пешковым до двух ночи, — призналась я.

— Так долго? Ведь ты решила написать еще днем?

— Я написала в шесть вечера, но он то был в сети, то не был.

— И что?

Я вытащила телефон и протянула его подруге для ознакомления с содержанием переписки. Прочитав сообщения, Ада вернула мне гаджет, и на ее лице застыла неопределенность:

— Не густо, за восемь-то часов переписки.

— Ну, он же был занят, ты что, не поняла? — попыталась оправдаться я. — Пошли скорее, посмотрим расписание.

— Да я и так знаю расписание, сейчас у нас алгебра в 401 кабинете.

— Да не наше расписание, Ада! — прервала я. — Пойдем посмотрим расписание 11Б, мне надо с ним "случайно" пересечься на перемене, понимаешь?

Мы с Адой протолкнулись к расписанию, я щелкнула его на телефон, и мы отправились на алгебру.

— Как ты думаешь, я ему нравлюсь? — приступила я к допросу после окончания урока.

— Трудно сказать, переписка-то совсем малюсенькая.

— Но ты заметила, как он спросил, в каком я классе? Значит, ему не все равно?

— Ну как тебе сказать… Может, если бы ему было не все равно, он бы отвечал пошустрее? — не выдержала Ада. — Одно сообщение в час — так себе достижение.

— Ты как всегда!

— Саш, вот любишь ты раздувать из мухи слона. Это как с Самсоновым в третьем классе, он вернул тебе твой потерянный мешок со второй обувью, и ты после этого месяц к нему в невесты набивалась.

— Припоминать Самсонова — это низко, ты же знаешь, как он меня потом задирал.

— У бедняги не было выбора, ему надо было защищать свою свободу, — хохотала Ада. — Ты даже после школы его до дома провожала! И он решил, что лучшая защита — это нападение.

— Ой, все, — я закатила глаза. — Я волнуюсь, а ты тут со своими приколами, лучше бы помогла.

— А я и помогаю, детка! Как говорила моя бабушка, не придавай излишней значимости мужикам, они все козлы!

— Не все, — упрямо заявила я.

— Конечно, не все, вот Булаткин — ангел во плоти, — громко проговорила Ада, завидев приближающегося к нам высокого русоволосого парня с широкой добродушной улыбкой.

Наша дружба с Антоном Булаткиным началась с душещипательной любовной истории. Во втором классе я и Антон полюбили друг друга. Мы страстно целовались на переменах, пока учительница не видела. Не знаю, чем кончился бы наш роман, не вмешайся в него Ада. Оказывается, она все это время ужасно ревновала Антона, потому что тоже была влюблена в него.

Однажды, застав нас за поцелуями, Ада полезла ко мне с кулаками, крича "Булаткин мой". Думаю, она здорово поколотила бы меня, если бы Антон не вмешался и не предложил решить проблему весьма оригинальным способом: он, Булаткин, будет одновременно любить нас обеих, потому что мы обе красивые.