Библиотека в Париже - Джанет Скеслин Чарльз

С любовью,

Реми

В детском зале Битси, читая письмо, прикусила губу. Реми имел хорошие намерения, но как послать еду чужому человеку, если ее не хватает для собственной семьи?

– Bonjour, les filles, – поздоровалась вошедшая Маргарет. – Одиль, почему ты не на абонементе? Читателей уже целая очередь.

– Мы кое-какие новости получили.

Я перевела ей письмо.

Маргарет нахмурилась:

– Ты сможешь каждый месяц отправлять хорошую посылку, обещаю.

И на следующий день она принесла маленькую корзинку копченых колбасок, сигарет и шоколада.

– Откуда это? – изумленно спросила я.

– Об этом не думай.

Вспоминая портреты в золоченых рамах на стенах ее квартиры, я вообразила, что Маргарет одного за другим продает своих предков, чтобы накормить Реми. Она была наилучшей из подруг.

30 декабря 1942 года

Милый Реми!

Мы надеемся, что отправленная нами посылка дошла до тебя. По размеру ли тебе джемпер? Ты узнал его цвета? Это пряжа из свитеров, которые маман сохранила еще со времен нашего детства, а теперь распустила. Жаль, если рукава недостаточно длинны. В моем случае это именно так.

Прошлым вечером мы с Полем ходили по билетам графини на «Гамлета» в театре «Одеон». Я была просто очарована тем, что нам выпало нечто такое, что мы имели до войны. Еще мы с Битси ходим в лес собирать остролист, чтобы украсить связки книг, которые носим читателям. В последнее время заказов стало меньше, и это странно.

Битси отчаянно скучает по тебе. Мы все скучаем. Хотим, чтобы ты вернулся домой.

Люблю тебя!

Одиль

KRIEGSGEFANGENENPOST

1 февраля 1943 года

Милая Одиль!

Спасибо за деликатесы! А еще прекраснее было видеть лицо Марселя, когда он получил посылку. Но прошу, не лишайте себя всего из-за нас. Я не должен был об этом просить.

Здесь все прекрасно. Если не считать того, что Марселя чуть не убили. В общей комнате несколько пленных собрались вокруг радиоприемника, слушая Би-би-си, – звук был чуть громче дыхания, – и вдруг явились охранники. Все тут же разбежались в разные стороны, но бедняга Марсель так увлекся, что ничего не заметил. Охранники разбили приемник, а нас всех выстроили во дворе – без курток, конечно, – пообещав, что все утрясется, если мы сознаемся. Никто ни в чем не признался. Комендант заставил Марселя встать на колени и прижал к его голове пистолет:

– Говори, кто был с тобой, или убью!

И знаешь, что ответил этот болван?

– Ну, тогда умру я один.

Люблю тебя,

Реми

Париж

1 июня 1943 года

Господин комендант!

Я писал во французскую полицию, но безрезультатно. Теперь обращаюсь к Вам.

В собрании Американской библиотеки имеются карикатуры на Гитлера, и их может увидеть любой. И это не все. Как я упоминал в письмах в полицию, библиотекари тайком носят книги читателям-евреям, включая и запрещенные книги, которые никто не должен читать.

Библиотекарь Битси Жубер говорит нечто ужасное о германских солдатах. Один из них живет в ее квартире, и только Богу ведомо, как она его оскорбляет. Волонтер Маргарет Сент-Джеймс покупает продукты на черном рынке. Глядя на ее толстые щеки, и не подумаешь, сколько людей практически голодает. Читатель Жоффре де Нерсиа жертвует деньги Сопротивлению и позволяет бунтарям жить в его роскошной квартире.

В задней комнате библиотеки читатель Роберт Прайс-Джонс слушает Би-би-си, хотя это строго запрещено. И это не единственный раздражающий шум. На чердаке слышатся шаги, хотя чердак постоянно заперт, и остается гадать, кого или что прячут там библиотекари.

Зайдите в библиотеку и увидите все сами.

Подпись: Тот, кому все известно

Когда пришла почта, я положила на полки журналы мод. «Мод де жур» напоминал читателям, что интеллигентность и вкус не нормируются и что, хотя туфли изнашиваются, со шляпками этого не происходит. Я скучала по журналам «Тайм» и «Лайф». Я повернулась, чтобы выразить свои сожаления человеку, стоявшему рядом со мной. Никогда прежде его не встречала. Раньше, увидев его поджатые губы и зеленый твидовый костюм, я бы предположила, что он какой-то нервный профессор. Теперь я бы приняла его за крота. Я сглотнула. Паранойя. Нацистская пропаганда слишком повлияла на меня. Наверняка этот человек безвреден, хотя он и засунул под пиджак один из старых журналов.

Я нахмурилась:

– Периодические издания не выносят отсюда.

Он вернул журнал на полку и быстро ушел.

– Браво! – Это зааплодировал Борис. – Вы так же устрашающи, как мадам Мимон из Национальной библиотеки, настоящий дракон!

– Стараюсь. – Я присела в реверансе.

Когда Битси пришла на работу, то едва кивнула в знак приветствия. В эти дни она была такой тихой, что меня это пугало. Желая присматривать за ней, я настояла на том, что мне нужна помощь в доставке книг профессору Коэн. Мы вместе поднялись по винтовой лестнице на второй этаж, и профессор приняла из наших рук тяжелые тома биографий.

– Я закончила свою книгу.

Она показала на стопку бумаги на столе.

– Поздравляю! – откликнулась я.

Но я с удивлением отметила, что веселые искры в ее глазах потухли, а вместо них появилось разочарование.

– Издатель этого не опубликует, – вздохнула профессор.

Я не сомневалась в причинах и знала, что она тоже не сомневается. Ни один французский издатель не мог опубликовать книгу еврейского автора.

– Мне очень жаль, – сказала я.

– Мне тоже, – кивнула профессор Коэн. – Но в любом случае я бы не закончила ее без вас. Не только без книг, которые вы приносили для моей работы, но и без вашего общества и доброты. Вы стали моим окном в Париж. Книги и идеи подобны крови: им необходимо циркулировать, и они поддерживают в нас жизнь. Вы напоминали мне, что в мире есть много хорошего.

Мне бы прийти в восторг от такой похвалы. Но вместо этого меня насквозь пробрало холодом.

– Вы как будто прощаетесь.

– Все мы не знаем, что с нами будет завтра. – Она вручила мне рукопись. – Пожалуйста, сохраните ее.

Польщенная доверием, я расцеловала профессора в обе щеки.

– Но вы уверены, что не лучше отправить это кому-то из ваших коллег?