Слезы русалки - Надежда Виданова

капитализма и нагло делал деньги. Как такое простить? Эти люди презирали меня, утешая себя, что я всего лишь жалкое ничтожество, которое рано или поздно получит по заслугам во славу честных людей. А вот их зеленоглазая дочка напротив почитала меня за великого человека.

Чистые пруды, старшеклассница. Саша жадно глотал слова Виктора. Значит Лидия жила в центре Москвы. Сколько раз они с Верой бродили вдоль Чистых прудов вечерами, а он ничего не почуял!

– Да, она уже с тех лет кружила головы мужчинам, – Виктор как будто прочитал мысли Саши. – Эти зеленые глаза стреляли метко, могли прострелить сердце и другие причинные места любому хоть и на расстоянии в километр. Меня они подстрелили с балкона. Я увидел ее впервые, когда курил на своём балконе, а она в ночной сорочке стояла на своём и смотрела на звёздное небо. Лунный свет объял ее с головы до ног, мне казалась, что она отрастит хрупкие прозрачные крылья и взлетит на луну – своё настоящее пристанище. Она была бесстыдно хороша, настоящая фея, – Виктор облизнул губы. – Я доселе не замечал в женщинах ничего потустороннего. Они были одной только плотью с копной волос – густых и не очень. Длина волос, размер груди, стройность ног – вот мои критерии отбора женщин, и планки я ставил весьма высокие, хочу сказать. Лидия была первой, на ком я примерил свои критерии в последний момент. Сначала я увидел свет, а потом передо мной явилась женщина. Она обернулась ко мне в тот момент, когда фильтр сигареты уже обжигал мои пальцы, я забыл о куреве, разглядывая ее. Она не смутилась. Так и стояла себе юная и прекрасная какой-то дикой самобытной красотой. Руки остались свободными и неподвижными, она не думала прикрыть ими наготу, тело также осталось в покое, она не ринулась бежать к себе в комнату. Лунный свет ласкал ее обнаженные плечи, вызывая во мне неистовую ревность. Лидия разглядывала меня столь же дотошно как я ее. Улыбка на губах сказала мне, что она осталась довольна.

Саша живо представил эту картину. Юная Лидия, балкон, тонкая ночная сорочка, в светлых зелёных глазах отражаются звезды. Жаль, что Виктору не удалось сфотографировать.

Следующей была фотография со школьного двора. Должно быть первое сентября. Лидия выглядела также вызывающе в короткой юбке и длинных гольфах. А два пышных банта, державших прическу, ей очень шли.

– Тут она тоже специально не позировала. Я пришёл на первое сентября к дочке, а Лидия была в выпускном классе, – прокомментировал Виктор.

Потом фотография с шашлыков во дворе. Не слишком удачная, Лидия ела мясо прямо с шампура и скривила лицо.

– Также снимок с моего балкона, – пояснил Виктор. – Тут видно мать Лидии.

Саша присмотрелся внимательнее. Мать Лидии выглядела плоховато, сухая и какая-то сморщенная, будто древняя старуха. Никакого сходства с красавицей Лидией, будто чужая женщина.

– Тут ее уже обессилел рак, – пояснил Виктор. – Матери Лидии на этой фотографии оставалось жить всего месяца три.

– Она так рано лишилась матери? – Это было скорее утверждение, чем вопрос, но Саша ожидал ответа.

– Да, но для Лидии это было скорее избавлением.

– А есть ещё фотографии? Отец? Братья или сестры?

– У неё остался только отец, но его фотографий тут нет. Лидия стыдилась его, он был пьяницей. Мать тоже пила, но так не дебоширила. Тихая алкашка в противовес своему мужу, позорившему жену и дочь на весь квартал. Бывало, он напивался, подходил ко мне и заплетающим языком нёс такую ахинею, что у меня вяли уши. Однажды он полез ко мне в драку и отхватил тумаков, это заставило его неделю-другую проваляться дома. Лидия с матерью были мне благодарны. Тогда я стал для неё ещё и героем, бесстрашным и сильным. Впрочем, рядом с ее жалким папашей это было несложно.

– Что стало с отцом?

– То же что и со всеми пьяницами. Он спился. Лидия не знала от него любви, она вообще плохо представляла, что такое любовь мужчины. Ей казалось, что любовь – это слова и постель. Но я подставил ей своё плечо в трудный момент. Это произвело ошеломляющее впечатление.

Значит, Лидия была из неблагополучной семьи. Из семьи пьяниц. Саша никогда не смог бы этого предположить сам. Она держалась так гордо и высокомерно, будто в ее жилах текла королевская кровь. И она никогда не пила алкоголь, ни при каких обстоятельствах. Пазл постепенно сходился.

Перелистнули ещё несколько снимков. Лидии на школьном празднике и во дворе. Ее лицо задумчиво, она будто находится не там, где должна, ей тесно, она желает вырваться в другую жизнь.

– Вы долго фотографировали ее тайно? – Спросил Саша. – И зачем?

– До того момента, как умерла ее мать, – ответил Виктор. – Тогда она почти сразу стала моей. А до этого я чувствовал потребность смотреть на Лидию. Я нуждался в ней, если хотите. Я ее желал. Правда, было ещё кое-что. Лидия всегда казалась мне эфемерным созданием. Это прозвучит странно, но смерти в ней было больше, чем жизни. Она никогда не казалась мне реальной: изнутри исходил особый потусторонний свет. Но это был холодный, замогильный и тусклый свет. Я смотрел на неё, и думал, что через мгновение она исчезнет. Своим фотоаппаратом я будто доказывал сам себе реальность этой девушки. Нечто вроде попытки запечатлеть привидение.

Саша ощутил родство мыслей. Запечатлеть привидение. Именно этого он и желал в своей недописанной картине.

– А что изменилось со смертью матери? – Саша продолжал свои жадные вопросы.

– Женщину нужно было хоронить. Папаша, естественно, себя не помнил от паленой водки. Я любезно помог бедной сиротке.

Саша посмотрел на задумчивое лицо Лидии на одной из фотографий. Виктор фотографировал ее на похоронах матери. На голове Лидии был чёрный платок, скрывающий волосы. Чистое лицо, без макияжа, без обрамления волос. Скорбные тени под глазами и дрожащие губы.

Виктор улыбнулся гаденькой улыбкой, которая не исказила его лица, напротив сделала ещё интереснее. Он принадлежал к типу людей, обладающим отрицательным обаянием.

– То есть вы помогали ей не безвозмездно? – Саша ощутил почти ненависть. – Вы склоняли ее к…

– Я лелеял план, как бы мне покрасивей склонить красотку к отдаче долга перед моей добротой, – пожал плечами Виктор. – Но это было без надобности. Маленькая развратница сама обольстила меня при первом удобном случае. Я был ее героем, ее настоящим мужчиной, ее благодетелем, ее идолом. Она