Гонка века. Самая громкая авантюра столетия - Николас Томалин

Теперь Кроухерст окончательно запутался в сетях обмана, которые сам же и сплел. Узлы затянулись так сильно, что их уже невозможно было распутать. Ирония его положения была настолько утонченной, что можно было заподозрить богов во вкусе к дешевым мелодрамам. Кроухерст, должно быть, и сам видел всю логическую цепочку событий, загнавших его в ловушку. Если бы он не сфальсифицировал свое кругосветное путешествие, Тетли бы не перегрузил свою яхту и благополучно прибыл к финишу, после чего получил заслуженные 5000 фунтов. Если бы яхта Тетли не потонула, сам Кроухерст смог бы без проблем добраться до родных берегов целым и невредимым, где достойно принял бы аплодисменты и восторги, причитающиеся отважному, пусть и не вполне благонадежному герою. Теперь же всю оставшуюся часть пути пристальное внимание общественности целиком и полностью будет направлено на него, а потом и на его судовые журналы. Хотел он того или нет, теперь уже было не избежать победы. Чтобы показать большее время, чем у Нокс-Джонстона, ему пришлось бы потерять еще два месяца, что превзошло бы все границы приемлемости и здравого смысла. Таким образом, ложь Кроухерста не только потопила тримаран Тетли, но и убила последнюю надежду яхтсмена на спасение. По крайней мере он лишился последнего шанса на рациональный выход из ситуации. Но ровно через месяц после сообщения о катастрофе Тетли Кроухерст нашел другой выход, другой вариант решения своих проблем – совершенно иного порядка. Он полностью отказался от «навигаторства» и погрузился в свой мир, где единственным значимым для него занятием было изложение откровений философского плана, мало-помалу созревавших в его голове.

О происходившем на борту тримарана в течение этого месяца можно узнать от самого Кроухерста, из его магнитофонных записей и радиосообщений, отправление которых занимало невероятно много времени. Наиболее удивительным является то, что они адекватные и вполне понятные. До самой последней пленки, записанной за день до того, как моряк засел за свои великие откровения, за поверхностным, наносным настроением, за игрой на публику не проглядывает ни малейшего намека на глубокие, тяжелые мысли, обуревавшие яхтсмена в тот момент. Последний перелом, когда он наконец случился, был ужасен в своей неожиданности.

Кроухерст узнал о катастрофе Тетли 23 мая из радиограммы от Клэр. Жена сообщила яхтсмену, что спасательная операция прошла успешно, и посоветовала выразить соболезнования бывшему сопернику. Кроухерст так и сделал, пусть в несколько более живом тоне, чем того требовали приличия.

Однако об истинных чувствах яхтсмена свидетельствует необычно пессимистичная радиограмма (пресс-релиз), высланная в тот же день Родни Холворту.

В течение следующих двух недель Кроухерст двигался вдоль северо-восточного побережья Бразилии, возвращаясь в тропики. Становилось все жарче, и он проводил бо́льшую часть дня полностью раздетым, оставляя на себе одни только наручные часы. Он сильно похудел, но, загорев, выглядел вполне здоровым, пусть и не очень чистым.

Насколько позволяли обстоятельства, Кроухерст предоставлял яхте идти, как ей вздумается, и на протяжении целых отрезков пути даже не утруждал себя поднятием грота. Однако его плавание не было увеселительной прогулкой по морю. Все старые неполадки плохо сконструированной яхты продолжали доставлять ему неприятности. Даже с уменьшенной парусностью, на скорости 2–3 узла, что позволяло сохранять палубу в общем-то сухой, моряку все же приходилось регулярно вычерпывать воду из поплавков. К тому времени ветровой автопилот полностью вышел из строя. На магнитофонной записи Кроухерст поделился своими соображениями относительно того, почему сломался рулевой Хаслера, и объяснил, как обходится без него.

Устранение проблем с ветровым автопилотом долгое время занимало изобретательный ум Кроухерста, стимулируя его хотя бы на разработку теорий, если не на практическое воплощение идей. Он произвел несколько математических расчетов с целью подавления «колебаний». Яхтсмен описал и другие интересные эксперименты – такие как установка парусов на вантах, – но, как показывают записи на пленках, в конечном счете вернулся к традиционному способу, полагаясь преимущественно на слаженно работающие обычные паруса. Поломка ветрового автопилота была совершенно обычным делом на яхте моряка-одиночки, отправлявшегося в плавание на большие расстояния. И Чичестер, и Нокс-Джонстон также столкнулись с этой проблемой и справились с ней аналогичным способом.

Самодельные приспособления для подруливания требовали постоянного контроля, из-за чего Кроухерст теперь спал урывками и обычно не дольше четырех часов. Обыкновенно он работал ночами, не ложась до рассвета, так как ходовые огни на яхте не работали, и он боялся, что в темноте его раздавит какой-нибудь большой пароход. Один из навигационных огней болтался на мачте вот уже несколько месяцев – до него не доходили руки, но главным образом Кроухерст не использовал их, потому что экономил электричество. Ночной образ жизни, долгое пребывание в замусоренной, заваленной различным хламом, плохо освещенной каюте – все это усугубляло чувство одиночества, оторванности и стимулировало яхтсмена к рефлексии и самоанализу.