Гонка века. Самая громкая авантюра столетия - Николас Томалин

Но нужно снова отметить: речь шла о радиоэлектронике, его любимом занятии, о той сфере, в которой он разбирался лучше всего, которая его занимала, когда все остальное шло из рук вон плохо.

Кроухерст выслал радиограмму Клэр, где сообщал, что пытался позвонить ей, но оказалось, что это невозможно. Охваченный отчаянием, он выслал запрос в «Sunday Times», интересуясь, можно ли немного обойти правила и позволить ребятам из «ВВС» забросить ему на борт кое-какие запчасти для приемника «Marconi». Фактически это никоим образом не повлияет на конечный результат путешествия, убеждал он себя, зато упростит многое. Из «Sunday Times» ответили отказом. Правила были нерушимы.

Скорость яхты Кроухерста снизилась еще больше. Он вышел из района северо-восточных пассатов и теперь входил в полосу капризных ветров «конских» широт. Длинные гирлянды водорослей, через которые приходилось пробираться «Teignmouth Electron», наводили на мысль о приближении к мрачному и зловещему Саргассову морю. Чувство отчужденности и одиночества только усилилось с появлением испанского пассажирского лайнера: его команда специально изменила курс, чтобы взглянуть на моряка вблизи.

В саргассовых водорослях яхтсмен нашел себе нового товарища, еще одну морскую тварь. На этот раз не веселую морскую свинью, а миниатюрного монстра из океанских глубин. В записи, сделанной 23 июля – последний день, когда он находился в здравом уме, – Кроухерст вкратце описал своего товарища. Он говорил напряженным голосом, через силу, и в интонациях уже проявлялось его истинное эмоциональное состояние.

В конце пленки Кроухерст произнес свои последние слова, обращаясь к миру. Это было заявление о его физическом самочувствии, прозвучавшее несколько резко и надрывно.

На этой двусмысленной фразе, которая несет в себе в каком-то смысле роковое пророчество, пленка на катушке заканчивается. Пройдет еще 24 часа, и Кроухерст прекратит существовать как личность и вести себя рационально и адекватно. 23 июня он в последний раз занес в судовой журнал данные астрономических замеров и после этого уже больше не занимался навигацией систематически. Он оставил все попытки управлять яхтой и предоставил ей свободно дрейфовать через Саргассово море. Заботы, страдания и суета реального мира больше не волновали его. Он просто самоустранился.

Мы не можем сказать точно, что вызвало безумие Кроухерста. Случилось ли это по физиологическим причинам? Может быть, всему виной были лекарства или алкоголь? Может, недостаток витаминов или чай с плесенью? Мы изучили все гипотезы, но результаты свидетельствуют не в пользу отравления какими-либо веществами[29]. Вероятно, причиной всему стресс, накопившийся в результате критических ситуаций – одиночества, враждебного окружения, осознания собственной лжи и настойчивых напоминаний о том, что через две недели его ожидают дома, чтобы обрушить на его голову неуемное внимание общества и увенчать лавровым венком, как и полагалось поступать с национальным героем. Другого выхода, кроме как уйти из реальности, не было.

В течение последних часов перед тем, как его настигло безумие, моряк испытал разочарование: ему не удалось переговорить с Клэр по телефону, а поток запросов от «ВВС» не прекращался. Но это были лишь последние соломинки: они не изменили сути затруднительного положения Кроухерста. В довершение всего, должно быть, моряк все больше убеждался в том, что обман не сойдет ему с рук. По сути дела, буквально каждое действие моряка на заключительном этапе путешествия было направлено на убеждение себя самого в правдивости своей истории. На превращение желаемого в действительное. Изощренные выдумки Кроухерста свидетельствуют о том, насколько сильно он был обеспокоен. Но его ложь была неубедительной и лишь расшатывала его и без того неустойчивое положение.