Агония - Оксана Николаевна Сергеева

Елена Ивановна покачала головой.

— Мам, честно! Я буду еще и за тебя переживать! Не надо брать отпуск за свой счет, приезжай на выходные. Пиши. Звони. Я же на связи, телефон у меня не отобрали. Скоро буду слышать нормально. Меня подержат здесь дней десять и отпустят, когда воспаление пройдет. Мама, мне не поможет то, что ты каждый день будешь сидеть у меня в палате и плакать!

Наверное, мама обидится на эти резкие слова, но сейчас хотелось избавиться от напряжения, а любое общение выходило для Регины очередным испытанием. Помимо этого еще болела голова, и во всем теле чувствовалась страшная слабость.

Вошедшая медсестра, сама того не ведая, положила конец едва начавшемуся спору.

— Опять капельница? — спросила Регина, укладываясь с бока на спину. — И как я еще не лопнула?

— Не ворчи, — улыбнулась женщина, — а то мужу твоему все расскажу, пусть поругает тебя. Он как раз сейчас с доктором разговаривает. Потерпи, будет немного неприятно, — предупредила, вводя в иглу вену.

Регина стоически улыбнулась. Неприятно? Ну, это прям слабо сказано. От этой хрени у нее рука отнималась от кисти до плеча, а на последних каплях хотелось вырвать иглу из вены.

И, кстати, да. Все дружно решили, что Шамрай ее муж. Может, он сам так сказал, может, они придумали, но переубеждать Реня никого не стала.

Вчера Вадим весь день провел с ней в больнице, отвечал на вопросы врачей и за руку водил по кабинетам. Вроде проблемы у нее со слухом, но от шока и речь отнялась. Во все происходящее не верилось до последнего. Казалось, вот сейчас голова перестанет болеть, шум в ушах пройдет, она снова начнет слышать, врач скажет, что повода для беспокойства нет, даст какие-нибудь таблетки и отпустит домой…

Но ее никуда не отпустили. Привели в палату и уложили под капельницу.

— Отцу звонили?

— Что?

— Отцу звонили? — громче спросила Елена Ивановна.

— Нет. И не надо, мама. Мама, слышишь! Не надо! — крикнула Регина.

Только отца с его неуместной заботой ей не хватало!

С того последнего разговора она с ним и не виделась — не хотела. Даже ключи от квартиры не отдала, все тянула время. Как раз на днях собиралась оставшиеся вещи забрать и позвонить ему, но не успела.

Крик дочери не остановил женщину, она с твердой решимостью достала телефон из кармана джинсового жакета и отошла к окну. Бывший муж ответил сразу, и сначала Елена Ивановна говорила с ним спокойно, но потом ее голос стал резче, слова — жестче. Она уже не говорила — нападала.

— Если бы не ты, этого всего вообще могло не быть! — отчитала Чарушина-старшая бывшего мужа. — Почему? Потому что ты хреновый отец! Ничего бы не произошло, если бы ты хоть немного интересовался жизнью дочери! Чем она живет, как у нее дела, какие у нее проблемы! — Видимо, «хреновый отец» пытался как-то оправдаться, но бывшую жену не переспоришь. Да и не оправдания она собиралась из него вытрясти. — Конечно, я считаю, что это ты во всем виноват! У тебя же отцовская забота только деньгами измеряется! Вот сейчас хотя бы так ее прояви! Сам можешь не появляться, но за лечение заплати! Ты понял? Ты оплатишь все! Я тебе дам телефон лечащего врача, поговоришь с ним и заплатишь столько, сколько еще понадобится, сколько он скажет. Сегодня же! И спасибо Шамраю скажи! Ты молиться на него должен! Он ей никто, он ей даже не муж, но заботится о ней, когда ты хер на все забил! Я спокойна! — рявкнула в трубку. — И только попробуй не переведи деньги в больницу или Регине на счет! Клянусь, я заявлюсь прямо к тебе домой и устрою такое, что мало тебе не покажется!

Когда Елена Ивановна закончила разговор, ее лицо начало розоветь. Она села и как-то сразу обмякла на стуле, будто разом растеряв буйную энергию, с которой недавно атаковала бывшего мужа.

— Мама, зачем ты так?

— А как я должна с ним разговаривать?

— С ним — никак. Я не про это. Зачем ты так про Вадима?

— Регина, я это сказала только для твоего отца.

— И про деньги…

— А твой Вадик, что, миллионер? Или вам деньги некуда девать? Я прекрасно знаю, во сколько обойдется лечение. Пусть отец раскошеливается, а вы уж найдете, куда эти деньги потратить. Ты сейчас на аудиограмму будешь каждые два-три дня бегать, и все эти препараты очень дорогие. А с Вадимом я сама поговорю… — вздохнула Елена Ивановна, утомленная этим недолгим, но очень эмоциональным разговором с отцом своей дочери.

— Что?

— С Вадиком я сама поговорю, — снова громче повторила мать и снова чуть дрожащей рукой погладила Регину по волосам.

— О чем речь? — спросил Шамрай, входя в палату.

— Гонит меня, представляешь! Езжай, говорит, мама, домой, нечего тебе тут делать. Как это езжай?

— Не переживайте. Регина не одна, у нее все есть. Не надо паниковать. Это бессмысленно и очень вредит здоровью.

Чарушина все еще с сомнением смотрела на дочь, но та от своих слов не отказалась.

— Ладно, — нехотя согласилась она.

— Я вас провожу.

Елена Ивановна еще немного побыла в палате, а потом вышла в коридор, оставив Вадима наедине с Региной. Она все еще лежала под капельницей, поэтому обнять, как хотелось, любимую он ее не смог, а только, пригнувшись, поцеловал в губы.

— Что тебе сказал врач? — спросила Реня, глядя ему в лицо.

Если плохо его слышала, не всегда переспрашивала — читала по губам. А иногда просто догадывалась, что именно он говорит.

— То же самое, что и вчера. Все это из-за стресса, поэтому нервничать тебе категорически нельзя.

— Как тут не нервничать?

— Постарайся. Потерпи. Я люблю тебя, — снова поцеловал ее, говоря последние слова прямо в ухо.

— И я тебя.

— Все будет хорошо.

— Угу, — невесело улыбнулась она и тронула свободной рукой его небритую щеку, — хорошо там, где нас нет…

— Что тебе привезти завтра? Что ты хочешь?

— Не знаю. У меня все есть.

— Как придумаешь, напиши.

— Напишу. Езжай, а то уже поздно. Маму проводи…

— Обязательно.

— И успокой, а то она разнервничалась.

— Успокою.

— Иди. Мама ждет.

— Я завтра побуду с тобой подольше.

— Хорошо, я буду тебя ждать.

С тяжелым сердцем Шамрай вышел из палаты, и они с Еленой Ивановной медленно пошли к выходу, заговорив только на улице.

— Когда что-то такое происходит, в первую очередь винишь себя, — призналась женщина.

— Вы тут причем? — возразил Вадим, хотя примерно так же себя чувствовал. Виноватым.

За день до приступа