Гангутское сражение. Морская сила - Иван Фирсов

В прошлую кампанию русские галеры располагались подле деревни Твермине. Теперь этот номер не пройдет. Капитаны, как один, согласились с Ватран-гом — занять позицию на рейде у Твермине.

— Мы не допустим русских в бухту и преградим им путь в Або, — закончил старший флагман королевского флота.

В те самые дни, когда Ватранг, подобрав паруса, дрейфовал с эскадрой у острова Готланд, в Петербург прискакал нарочный с депешей от князя Василия Долгорукова. Едва дочитав письмо, Петр крикнул адъютанта:

— Сыскать ко мне Наума Сенявина, немедля.

Настроение царя поднялось. Наконец-то Долгоруков сообщил об отправке из Копенгагена купленных Салтыковым пяти линейных кораблей и выходе в море двух архангельских кораблей Ивана Сенявина.

Едва Наум Сенявин показался в дверях, ликующий царь схватил его за обшлаг, потянул к окну:

— Нынче, Наум, из Копенгагена добрые вести. Салтыков молодец-таки, снабдил и отправил пять корабликов линейных о пятидесяти и более пушках.

Настроение царя передалось и Науму: «Нынче силушки на море прибавится довольно».

— То не все, — продолжал в том же духе Петр, — в Ревель днями ожидается и твой братец с двумя кораблями с Мурмана, а там, глядишь, и третий поспеет. Прежде всех Зотов приведет «Перл» из Пярну. — Царь в приподнятом настроении стиснул Наума за плечи. — Чуешь, сколь силы морской прибудет? Так вот, бери прогонную, завтра же поутру отправляйся в Ревель, покуда дороги не развезло вконец. Принимай суда по всей строгости и по описи, каждую веревку прощупай, осмотри кузова. Не мне тебя учить.

Вскоре у Петра появился генерал-адмирал.

— Слава Богу, Федор Матвеич, мочь наша на море произрастает, — сообщил ему царь радостную весть, — теперича сотня скампавей, как-никак, будет оборонять нас с моря. Мыслю отправить в Ревель Сиверса за флагмана. Как думаешь, вытянет?

После изгнания Крюйса на флоте остались два стоящих капитан-командора, Шелтинг и Сиверс. Шел-тинга царь решил определить в эту кампанию младшим флагманом на Кронштадтской эскадре, которую собирался сам выводить в море.

К Сиверсу давно присматривался контр-адмирал Петр Михайлов… Теперь все чаще его величали не шаутбенахтом, а на русский манер контр-адмиралом.

— Петр Сиверс моряк добрый, в нем жилка морская проглядывает явственно, — согласился Апраксин, — вполне управится.

— Присядь, Федя, — Петр кивнул на грубо сколоченный табурет, а сам по привычке схватил на конторке потухшую трубку. — Расклад начала кампании мыслю таким образом. Как лед пройдет, дай Боже быстрее, двинемся к Березовым островам. Я поперед с эскадрой на Котлин вытянусь, ты грузи войска на галеры, скампавеи. Голицын покуда под твоей рукой будет. Войск возьмешь не меньше прежнего, тыщ шестнадцать. Преображенцев и семеновцев держи подле себя, на галерах, для абордажу. Провиант и прочие припасы обыденно на транспортах…

В эту весну шуга по Неве шла долго, давно минула Пасха, а устье реки еще не прочистилось.

За эти недели спустили со стапелей Адмиралтейства два фрегата. Петр не забыл о Ревеле, вдогонку Сиверсу послал наказ Науму Сенявину — расставить конные караулы по берегу от Рогервика до Копорья, где увидят неприятельские корабли, немедля жечь тревожные огни и донести в Петербург.

В первую неделю мая Петр расцеловал Екатерину. Жена который месяц была на сносях.

— Ну, Катеринушка, не печалься, побереги себя и дочек. Дорога подсохнет, поезжай в Ревель. Данилыч все ведает.

Линейный корабль «Святая Екатерина», о 62-х пушках, салютом приветствовал нового флагмана. Капитан Геслер отдал рапорт контр-адмиралу Петру Михайлову. На стеньге взмыл красный флаг кордебаталии с Андреевским перекрестием в углу. Подъем флага означал вступление царя в командование эскадрой.

Один за другим, согласно ордеру, снимались с якоря и вытягивались на рейд Котлина девять линейных кораблей, пять фрегатов, четыре шнявы. Спустя два дня, десятого мая, на Котлинский рейд одна за другой кильватером потянулась сотня галер и скампавей. На каждой находилась рота морских солдат, или гренадер.

Апраксин поднял свой вымпел на галере «Азов». В журнале генерал-адмирала появилась одна из первых записей:

«В 10 й день, в 9-м часу пополудни, на адмиралтейской полугалере учинен сигнал из одной пушки и потом играли на трубах и били в литавры и в барабан… Поднят был вымпел желтый, тогда все скампавей торжественно проходили одна за другой. Оный сигнал чинен во всех эскадрах, кроме пушечного выстрела…

Перед вечером прибыли пред Кроншлот, где прежде комплимент чинили стрелянием со всех кораблей и с крепости, потом ответствовало вначале с флагманских и потом со всех скампавей пушечною же стрельбою».

Светлы майские вечера на Невском взморье. Солнце лениво движется по горизонту, не собираясь прятаться в морскую пучину. Светило всегда радует людей, поднимает настроение.

Впервые галерный флот в полном составе выступил в длительный поход. Еще до выхода из Галерной гавани, что на Васильевой острове, генерал-адмирал разделил флот на десять эскадр. В каждой из них десяток судов, около тысячи матросов и солдат. Так сподручней управлять махиной, растянувшейся не на одну милю.

На Котлинском рейде покачивалась на волнах корабельная эскадра. Матросы сгрудились на палубах, с любопытством разглядывая, как равномерно, в такт, взмахивают веслами неуклюжие с виду галеры и скампавеи. Словно птицы подымают и опускают веером рукоятки длинных весел с каждого борта. А из люков на палубах торчат десятки солдатских фуражек. Из рекрутов многие впервые ступили на палубы морских судов. Все им в новинку. Большинство растянулось… в лежку в трюмах галер. То и дело вахтенные выносят на палубу ведра с блевотиной. Морская болезнь не разбирает чинов. Травят поручики и сержанты, гребцы и солдаты.

Медленно разворачиваясь, галеры подходят ближе к берегу, отдают кормовые и носовые якоря, подбирают косые паруса, укладывают весла.

На флагманской галере вокруг генерал-адмирала сгрудились бригадиры и командиры эскадр. Капитан-командор Матвей Змаевич, старший флагман на галерном флоте, еще раз пересчитывает в уме всех подопечных и докладывает генерал-адмиралу:

— Так что, генерал-адмирал, все налицо.

Не торопясь, прохаживаясь перед вытянувшимися бригадирами, капитанами, поручиками, щурясь на солнце, прятавшееся за урез воды, вдыхает Апраксин полной грудью, с наслаждением втягивает терпкий морской воздух:

— Значит, так. Войска перво-наперво, без суеты, на шлюпках переправить на Котлин. Разбить палатки, свезти провиант. Кашеварам жечь костры, кормить солдатушек. Чур, сторожко, лес не подпалить. Кумандирам галер осмотреть трюмы, где текет — проконопатить. Ротным спозаранок солдат обучать абордажному бою. Видать, неделю-другую здесь оставаться выпало, покуда залив не прочистится.

Отпустив командиров, Апраксин коротко напомнил Змаевичу:

— Поутру почни обходить скампавеи, Матвей Христофоров, самолично проверь каждую. Первая вода, она завсегда текет в трюмах. Рассохлись лодки зимой, не успели замокнуть. Водицу пускай черпают, плесень не разводят. Да и не позабудь про абордажную амуницию, сие наш козырь генеральный…