Гангутское сражение. Морская сила - Иван Фирсов

Досконально упоминал Петр о снаряжении абордажными приспособлениями, крючками, топорами, ружьями, фузеями. Пики, штыки, палаши наточить, порох беречь сухим…

Выслушал царь и флагманов: где чего недостает, сколько рекрутов потребно.

— О том подробную ведомость не мешкая генерал-адмиралу доложить, — распорядился, прощаясь, Петр. — Ежели где загвоздка, мне самолично без промедления рапортовать.

Задержав Апраксина и Вейде, напомнил:

— Послезавтра поутру, чуть свет, в Ревель наведаемся.

Затемно из Петербурга по санной дороге на запад, в сторону Раненбаума, и дальше, на Копорье, понеслись два крытых возка. Следом не отрываясь скакала полусотня драгун. Задувший ветерок переметал накатанную дорогу снежком.

В переднем возке, укрытые медвежьим пологом, дремали Петр и Апраксин. На ухабах возок встряхивало, седоки приваливались друг к другу, но это не выводило их из забытья.

Каждый в полусне думал о своем.

Царь еще не стряхнул с себя сладостного ощущения благости тепла пуховой постели. Наконец-то теперь его Катеринушку величают, как подобает, по праву законной супруги царя Всея Руси. Непутевый сын Алексей, кажется, остепенился после женитьбы. Невестка на сносях который месяц. Кто-то объявится, хотя бы наследник.

Апраксин перебирал в уме новости почты из Копенгагена. Вчера пришло письмо из Лондона от Федора Салтыкова. Опять этот вертопрах, племяш Сашка, встревожил душу генерал-адмирала. Хотя Салтыков и весьма деликатно старается сгладить неприятности, желчный осадок в душе нисколько не уменьшается. Как и прежде, назанимал кучу денег, кругом в долгах, должники теребят со всех сторон. Надо же, заимел кредиторов в Гишпании и Португалии и прочих местах. Знают пройдохи, что он сродственник графа, за ним не пропадут проценты… А Федор-то пишет обходительно, что не может подумать о моем унижении. Отвалил ему сто фунтов. Правда, взял у него вексель, деньги-то казенные… Так Александр еще в долгах остался на сумму более трехсот фунтов… Поганец!..

Беспокойные мысли вывели Апраксина из дремоты. Добро, хоть Салтыков умасливает душу, подсластил пилюлю, вестит, что имя мое стало известно в Европе по викториям прошлого года в Финляндии.

— Слыш-ка, — прервал молчание царь, — вче-рась ведомость от Долгорукова пришла с почтой. Зимует в Копенгагене Сенявин Ивашка. Привел-таки два фрегата архангельских. Теперича дожидается, покуда шведы с Зунда уйдут в Карлскрону. Дай Бог ему счастливо добраться до России. — Петр поежился, потянул за край полога. — Еще Федор Салтыков весточку подал. Ожидать нам в Ревеле летось кораблей аглицких пяток с ихними экипажами. Отписал я ему, в прошлый раз купил он суда против указу, малые. Одно гоже, что они доброй пропорции. Ты сам их ведал. Наказал ему присматривать суда, так, чтоб меж палуб пространство было, футов шесть, не менее, да пушек полсотни и более.

Апраксин, в бытность свою адмиралтейцем, постиг многие премудрости корабельного строения.

— Наиглавное, Петр Лексеич, почитаю, штоб судно в непогоду не валким было, а на ходу шибким.

— И я о том толкую каждый раз Салтыкову, дабы резвые были на ходу.

Апраксин снял рукавицу, почесал переносицу:

— Так-то оно верно, но токмо Федор-то присматривает корабли в гавани, у причала ли, а то на якоре. В море-то ему гонять судно никто не позволит, деньгу стребуют. А кроме прочего, ежели и выйдет из гавани, а погода ненароком заштилеет? Деньга впустую будет проплачена.

Когда дело касалось казны, царь считал каждую копейку, иногда скупился без меры. Апраксин знал от кабинет-секретаря Макарова, что за корабли деньги переводятся Куракину, а тот рассчитывается векселями. Частенько Салтыков жаловался на задержку выплат, и купцы ему досаждали и даже грозились судом.

Петр, видимо, рассердился, что Апраксин вступился за Салтыкова, но виду не подал и продолжал как ни в чем не бывало:

— Салтыков-то сказывает, не испробовать ли строить корабли в Англии по нашим чертежам. Будто бы выйдет выгода: дешевле, чем на наших верфях.

— Вишь, знамо мой тезка не зря хлеб жует, — засмеялся Апраксин, — об отечестве печется, копейку жалеет. Видимо, просчитал все доподлинно. Уж он-то по этой части кого хошь переплюнет. Знаю я его, восемь годков следил за ним в Олонце. Бережливый.

— Похвалил я его, а насчет постройки на аглицких верфях отписал узнать, может, на голландских дешевле.

Петр нагнулся, прислонился носом к слюдяному окошку. Вдали, версты с полторы, виднелись пригорки, а за ними сплошь укрытый снеговым покровом Финский залив.

«Берег-то пустынный, — пришло в голову Петру, — а неподалеку по воде корабельный фарватер. Ну-ка шведы объявятся, как уследить?»

Откинувшись на спинку, размышляя, прикрыл глаза. Спустя немного времени заговорил:

— У нас в устье, вокруг Котлина, ледок пройдет не ранее к Пасхе, а здесь, возле Нарвы, недели на две пораньше. Вот я и надумал, как снег сойдет, по всему берегу до Ревеля верховые разъезды нарядить. Чуть что заметят в море, до Питербурха доносить.

Апраксин слушал внимательно.

— Сие весьма кстати, Петр Лексеич, упредим не приятеля в замыслах, — без колебаний согласился Апраксин и в который раз удивился: «Смекалист гораздо государь и в заботах о деле беспрерывно»…

Ближе к полудню проглянуло солнце и вдали на высоком холме замаячили башни Вышгорода, старинной крепости Ревеля.

Комендант не ожидал приезда царя, уехал на берег бухты. Растерявшийся побледневший сержант, застегивая пуговицы кафтана, подгонял пинками солдат, выстраивал караул.

Схватив ружья, некоторые солдаты выбегали без подсумков, кое-как одетые.

— Проверь-ка у них караульню, — отрывисто бросил Петр генералу Вейде, — и поезжай сразу в батальоны, сыграй им тревогу. Я буду в гавани.

Вместе с Апраксиным он сел в возок и поехал вниз по направлению к бухте.

На берегу настроение царя переменилось. Всюду, занятые работой, копошились солдаты. На льду высились две огромные станины, и в них на канатах, перекинутых через блоки, ерзали вверх-вниз огромные каменные бабы. Падая, они забивали в дно толстые дубовые сваи. Не один десяток свай уже торчал в прорубях, цепочкой тянулся вдоль берега. В Ревеле сооружали причалы, обустраивали гавань для стоянки корабельной эскадры. Время торопило. Надо было успеть заколотить сваи, пока лед не растаял.

В отличие от Финского залива, в далеких Датских проливах тонкий лед давно растаял и остатки его унесло в сторону Северного моря месяц назад.

По обе стороны проливов всю зиму с нетерпением ждали весны. Но и в морозные дни в гаванях на ошвартованных у причалов купеческих шхунах и на стоявших на якорях посреди бухты военных судах явственно обозначались признаки кипучей деятельности. У купцов все ясно, время — деньги. Чем быстрей выгрузишь товар, тем быстрей он будет продан с большой выгодой. Тут же без мешкоты потребно загрузить трюмы купленными изделиями и спешить в другой порт, где покупку можно сбыть, естественно, с прибылью.