Гангутское сражение. Морская сила - Иван Фирсов

Петр иронизировал: «Окольничий Засекин свиным ухом подавился».

Крюйс оправдывался: «Адмирал Шофель потерял свой корабль на одном камне».

На это Петр ухмылялся: «Ивана Ивановича Бутурлина палаты задавили».

Крюйс доказывал: «Адмирал Коломбург, через четыре года, только малое время отлучался от своея корабля, но оный от пороху разорван был».

Петр парировал: «Год тому назад, как делали фейерверк на Москве, только я вышел, подорвало и подполковника Страсбурга, Франца Тиммермана и прочих сожгло; о чем многие помнят».

Крюйс убеждал: «Адмирал Рюйтер сказывал, дабы морские люди были опасны, что они не так далеки от смерти, как доска от корабля толщину имеет».

В ответ Петр подтрунивал: «Неопасение человеку везде вредит».

Крюйс трусил: «Адмирал Тромп сказал: счастье и несчастье в баталии многажды состоит в одной пульке».

Но Петр стыдил: «Бояться пульки — не иди в солдаты, или кому деньги дороже чести, тот оставь службу».

Крюйс лукавил: «Ежели Вашего Царского Величества флот (чего Боже спаси) будет осажден от неприятели или от непогоды, какое препятствие учинится».

Петр попрекал: «Азардировать ни велят, ни советуют, а деньги брать и не служить стыдно».

Полемическая схватка контр-адмирала с вице-адмиралом нарушила субординацию. Крюйс явно потерпел поражение. Между тем суд определил вину Крюйса по первому делу.

«Понеже в прошлом 1712 году 24 июля во время бывшей за неприятелем погони господин вице-адмирал зело оплошно поступил, первое: указ о бригантинах дал, а для буксирования скампавеями ничего шаутбенахту не сказал… Второе: что удержал крейсера без причины, ибо сам послал к оным бригантины для помочи абордирования, а потом, медля два часа, паки красный флаг поднял… и тем временем несколько крейсеров увалили назад, а неприятель получил свободу… Третье: не чинил погони за неприятелем и такими худыми поступками неприятельские корабли упустил»…

По первому делу судьи также определили вину всех обвиняемых.

«Вице-адмирал многажды в своих очистительных письмах писал, что он ничего по морскому обычаю не пренебрег, но все чинил, как искусный морской человек… но оный во многом явился неисполнителен своей должности: не надлежало было, чтоб ордера давать за рюмками… Второе, будучи в погоне за неприятелем… на консилии письменной о погоне и повороте написано было, чтобы гнать до вечера и поворотить к Ревелю, и важное слово „абордирование“ не упомянуто; ниже то написано, чтоб всяк, как возможно, неприятеля атаковал. Третье: видел господин вице-адмирал, что офицеры долгое время в бою и не абордируют (и видел, что позитив-ордера нет)… то для чего не делал сигнала, хотя и чрезвычайно? Четвертое: когда сел его корабль на мель, то для чего не перешел на другой корабль…»

Бесспорно была доказана вина и остальных подсудимых. Меру наказания судьи определили самую жестокую.

«Вице-адмирала Корнелия Крюйса за его преступления в неисполнении своей должности… наказать смертью.

Капитан-командора Шелтинга, который достоин был жестокого наказания, но понеже на то ордера не имел, того ради от жестокого наказания избавляется, но осуждается быть в молодших капитанах.

Капитан-командора Рейса за неисполнение его должности… расстрелять. Капитана Дегрюйтера за незнание его дела выбить из сей земли абшиту.

При Петербурге. В 22 день января 1714 года».

В тот же день, 22 января, поутру, привели перед собранием судей всех обвиняемых, за караулом, и сентенция прочтена им публично. Затем объявлена монаршая милость: Крюйса «взять чин», послать в Тобольск; Рейса привязать с завязанными глазами к позорному столбу и приготовить к расстрелянию, а потом сослать в Сибирь; с Шелтингом и Дегрюйте-ром велено было «поступать по приговору».

Петр смягчил кару первым двум обвиняемым.

После суда имел долгий разговор с Апраксиным.

— Суд сей должен не токмо наказать обвиняемых, но и другим иноземным служакам быть для острастки. — Петр перевел дух: — Флот у России, Федор, образовался, но худо, распорядиться им некому, нет достатка командиров и флагманов. — Вдруг вспомнил — Досада великая: выследили-таки шведы, пленили «Болинбрук». Команда там аглицкие да голландцы. Тыщи по ветру пускаем.

Отпуская Апраксина, царь распорядился собрать военный совет:

— Вишь, год кончается, надобно не мешкать. Собирай генералов и флагманов.

На совете Петр был краток:

— Нынче Финское княжество под нашей пятой, а генеральная задумка на швецком берегу. До них морем плыть, а флот Карла ныне силен, преграда нам. — Петр остановился на мгновение. — Жаль, генерал-адмирал, осенью брандеров не было под рукой в Твере-мине. Лилье кучей стоял у Гангута, спалить их эскадру было в самый раз.

Апраксин добродушно заметил:

— Тепереча, государь, и наш флот силу набирает,

— Верно, генерал-адмирал, — ухмыльнулся царь, — в Ревеле скоро линейных кораблей десяток наберется, Салтыков грозится еще прислать. — С лица Петра исчезла ухмылка. — На доброй половине судов недобор экипажей великий, паруса ставить некому, пушки ворочаться без канониров не станут.

Петр зашагал по комнате, посасывая потухшую трубку:

— Нам-то флот на ходу завтра потребен, кланяться будем помощи королю дацкому…

Выслушав Апраксина, Голицына, реплики остальных, царь высказал главное:

— Стержень для всего нашего флота — галерные эскадры. Здесь мы превосходим шведа. Покуда оные дремлют, в зиму галерные суда надраить, солдат к абордажному бою настропалить, гребцов подобрать проворных.

Глубокой осенью Долгоруков получил предписание от царя договориться с королем о присылке весной в Финский залив датской эскадры. К берегам Швеции «через Аландсгаф, где никоими мерами от больших пройти невозможно, ибо на многие мили чисто, нигде островов нет, а мы большими кораблями не сильны, только имеем 11 линейных кораблей, и из тех иные по нужде годятся, понеже имеют меньше 50 пушек…» — так прописал Петр задание послу в Дании.

Долгоруков не мешкая начал переговоры, но вскоре понял, что без денег не обойтись.

Датский канцлер довольно прозрачно намекнул:

— Без субсидии России мы не сможем вооружить флот, для этого необходимо полмиллиона ефимок, провиант, парусина, пенька и порох.

«Сколь мерзко, нагло канцлер говорит, — соображал посол, — государь немало этих ефимок королю выдал, а толку мало».

Царь тоже возмутился и передал Гавриле Головкину:

— Не помышляет ли Фредерик с нас деньгу взять, а потом мир с Карлом учинить?

В Копенгаген Петр сообщил, что субсидию Фредерик получит по прибытии датского флота в воды Финского залива.

Поджав губы, канцлер передал ответ Фредерика:

— Его величество послать флот не может. А на что деньги будут издержаны, его величество ответ держать не будет…