Ночь печали - Френсис Шервуд

— А ты заметил, Аду, — спросил Ботелло, — что птицы на деревьях у реки нервничали, когда мы проходили мимо? Когда обезьяны начинают кричать, птицы нервничают, а маленькие зверьки прячутся в норах — это значит, что приближается сильная гроза. Об этом и говорят птицы.

— Ты сегодня какая-то молчаливая, — сказала Кай Маакс, когда они сели ужинать.

— У меня время цветения кровью.

Весь день Малинцин пыталась подойти к Кортесу.

— Старуха, которую мы встретили у реки, явно была сумасшедшей, — продолжила Кай.

— Да. — Малинцин обвела взглядом мужчин, сидевших за столом: Нуньеса, Аду, Франсиско, отца Ольмедо, Ботелло, Альварадо. Она не хочет, чтобы их убили. Кортес? Что, если не будет больше Кортеса? Куда она пойдет? Что она станет делать? Что она может сделать?

Глава 26

Наконец ужин закончился, женщины убрали тарелки, вымыли их и сложили обратно в коробки, поставили маисовые зерна отмачиваться в соке лайма, а сухие бобы погрузили в воду. Рабыни сняли высохшую одежду с камней у реки, насобирали дров, чтобы утром развести костры, затушили огни. Мужчины отправились на свои циновки. Сегодня они не собрались у костра, так как было слишком ветрено. Малинцин боялась, что столкнется с одной из новых любовниц Кортеса, но все-таки отправилась в его комнату. К счастью, он был один.

Кортес уже спал.

— Кортес, — шепнула Малинцин, — проснись.

— Донья Марина, что случилось? — Кортесу снились испанцы, смотревшие на него снизу вверх.

— Жители Чолулы собираются убить нас этим утром.

Кортес сел на циновке. Когда ему хотелось спать, то стоило лишь опустить голову на землю, и он тут же проваливался в глубокий сон. Обычно он спал голым, лежа на спине, раскинув руки и ноги. Этой ночью он надел ночной колпак. Проснувшись, он тут же понял, что находится в своей комнате в Чолуле, в Новой Испании.

— Что случилось?

— Кортес…

— Ах, донья Марина, радость моя, как я счастлив увидеть тебя!

Он опустил ладони ей на спину, и в ней всколыхнулось уже знакомое чувство. Казалось, будто она опускается в горячую воду в купальне, так что сначала теплеют пальцы на ногах, а затем ступни…

— Я должна тебе кое-что сказать.

Франсиско говорил ей, что понимает ее любовь к Кортесу: когда Кортес взял ее к себе, она перестала быть ауианиме, перестала ублажать многих мужчин. Конечно же, она благодарна ему за защиту. «Кортес самый сильный и привлекает к себе внимание. Он глава нашей группы. Но с другой стороны, Малинцин…»

— Что случилось? — переспросил Кортес.

— Когда мы выйдем завтракать, жители Чолулы нападут на нас, окружат и убьют нас всех. Сегодня вечером женщины и дети уйдут из города.

— О чем ты говоришь? — Он покачал головой, чувствуя привкус резины во рту.

— Они убьют нас всех.

Она поняла, что все-таки произнесла это слово: «нас».

— Агильяр говорит, что индейцы предупреждают врагов о том, что идут на них войной, дарят врагам щиты и копья. Они не нападают, не выполнив правила ритуала. Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что они убьют нас? Они же встретили нас гостеприимно. Это город Кетцалькоатля.

— Кортес, послушай меня. Агильяр уже и раньше ошибался. — Малинцин отстранилась от него, чтобы он не ласкал ее, не отвлекался. — Тласкальцы не объявили нам войну. Они просто напали на нас. Одна старушка у реки рассказала мне о том, что все женщины города сегодня вечером уходят, Кортес. Это была болтливая женщина с помутившимся разумом.

— Уходят из города, отказывая мужьям в исполнении супружеского долга?

— Я говорю тебе правду, а ты надо мной смеешься.

— Нет-нет, не смеюсь. — Кортес опустил ладони ей на плечи, взглянув прямо в глаза. — Что же нам делать? Скажи мне, малышка, как поступил бы Кетцалькоатль?

Он впервые задал ей подобный вопрос. Малинцин знала, что Кетцалькоатль не любил войну. Город Кетцалькоатля Тулу, столицу империи тотонаков, захватили враги, и Кетцалькоатль смирился с этим. Он не боялся других богов и всегда действовал с большим умом, но никогда не был хорошим военачальником. Старушка ошибалась, говоря, что Кетцалькоатль одобрил бы их нападение на испанцев.

— Кетцалькоатль ушел бы ночью, тихо и быстро. Он оставил бы город чолульцам. — Кетцалькоатль не нападал на города, не мечтал их завоевать. Он говорил людям о том, что не следует совершать человеческие жертвоприношения. — Кетцалькоатль ушел бы до начала битвы. Он дождался бы, пока женщины и дети покинут город после ужина, и, вежливо поблагодарив касика, сделал бы вид, что отправился почивать на циновку, а сам тихо увел своих солдат из города. Утром воинам Чолулы оказалось бы не с кем сражаться. Некого было бы убивать. Никому не пришлось бы умереть. Никому.

— Не сражаться? Кетцалькоатль не стал бы сражаться?

— Несомненно, это лучший способ, благодаря которому можно всех спасти. Именно так тебе следует поступить.

— Ты хочешь сказать, что следует бежать от войны? Бежать от моей собственной войны? Стать трусом?

А был ли Кетцалькоатль трусом? И почему это плохо?

— Чтобы они называли нас женщинами?

— Какая разница, как они будут называть вас? Почему быть женщиной — это плохо? Я ведь женщина.

На самом деле Малинцин знала, что быть женщиной плохо, потому что если ты женщина, то тебе нужна защита мужчины, защита от других мужчин.

— Донья Марина, — Кортес зажег свечу и начал одеваться, — ты такая красивая, дорогая моя. Я готов съесть тебя. Сейчас мне нужно кое с кем поговорить, но я скоро вернусь. Подожди меня.

Малинцин поймала его руку.

— Ты ведь не убьешь старушку, правда? Никого не убьешь?

— Старушку? Конечно же нет.

Глава 27

Под покровом ночи индейские союзники испанцев — семпоальцы, ксокотланцы и тласкальцы — окружили Чолулу, чтобы атака была двунаправленной и исходила как изнутри города, так и снаружи. Женщин-рабынь, принадлежавших испанцам, вместе с Франсиско отправили в леса к востоку от того места, где прятались чолульские женщины. Хотя чолульцы имели численное превосходство, Кортес не сомневался в своей победе, ведь на его стороне был эффект неожиданности. Кроме того, мечи испанцев были острее, аркебузы — мощнее любого копья, арбалеты — быстрее луков и стрел. Испанцы привезли с собой самые современные мушкеты с фитильным замком, а также лошадей. (Наиболее мощным оружием оказался обычный огонь — испанцы подожгли все соломенные крыши.) Лошадей можно пустить в галоп, что наверняка создаст дополнительные трудности для чолульских лучников. В битве на центральной площади следовало пользоваться длинными рапирами, короткими мечами и щитами. Ряд мушкетеров, ряд лучников, ряд мушкетеров, ряд лучников, перед ними копейщики, а в первом ряду мечники, стоящие плечом к плечу.