Цветение - Лина Чаплина

Бьйорк возвращается, сказала, что всегда жалела о внезапном решении уйти, так что она будет тут. А главное, дети любят вас, вы будете отличной директрисой. Иначе профессор Вальден не оставлял бы вам этот пост.

Ванда вздохнула. Она искала профессора Ульвен, чтобы сказать ей первой, что увольняется. Ей стало грустно, что старый друг, который оставался рядом каждый день, теперь уходил. Но не это вызывало желание у самой Ванды уйти. Теперь же она допустила опасный цветок, не досмотрела, что с лесом что-то не то. Она не досмотрела за тем, куда идут дети. И бедный мальчик был мертв. Без шанса быть спасенным. Мертв.

Но нужно было идти на его похороны. Нужно было быть сильной. Вина все утро мешает жить, перекрывает дыхание.

— Оливия, я…

— Нет… не говори этого, — Оливия давно за тридцать лет преподавания научилась понимать, что хотят сказать ученики в оправдание, — останься со мной.

— Пойми меня, Адам Хьюз он… он мертв.

— Он не винит тебя, я уверенна. В этом нет твоей вины, — Оливия тут же перестала плакать, и стала серьезной, — останься со мной хотя бы на первое время. Ладно?

Тело Адама Хьюза положили на мягкую подстилку изо мха. Он, лишенный всяких признаков недавней болезни, был красивый и статный. Адам напоминал юного короля, безжалостно убитого в бою. Руки его точно держали меч, хотя когти были куда острее. Его глаза были закрыты. Наглые лучи солнца иногда освящали легкие шрамы.

Уэни Хьюз держалась лишь за руку Оливии. Темная магия струилась по ее венам, как лава в вулкане, вырываясь нервными всполохами. Темная ведьма так наивно верила, что ей и ее будущему ребенку удастся совершить прорыв. Уэни точно знала, что ее ребенок станет великим открытием.

— Я виновата, я… я так хотела… я думала, выйдет так хорошо, — Уэни судорожно всхлипывала, — я не думала, как ему будет жить в этом мире. Мне казалось, не укушенный, а рожденный, он станет самым великим чародеем…

— Он бы им стал, — уверила ее профессор Ульвен, — Кончено, суть оборотня мешала, и все же. Мало кто доживает до тринадцати лет, а он и их пережил… — Оливия бросила взгляд на Адама, на Суви и стоявших рядом друзей, — о нем будут помнить. А не это ли самое главное?

— Помнить, — залилась слезами Уэни.

Рене, Винцент, Гаспар и Парцифаль подняли гроб, покрытый мхом, где лежал Адам. Без магии. Ведьмаки ощутили тяжесть всей жизни Адама.

Суви услышала, как поют в траве сверчки. Они радовались солнечному весеннему дню. Их крылышки трепетали в унисон, их пение напоминало Суви смех Адама.

Тело Адама осторожно поместили в могилу. За процессией наблюдали Амарант и другие жители леса. Печально склонив голову, Амарант скрылся от чужих глаз. Никто здесь не должен был его увидеть. С ужасом для себя Амарант заметил, что ему искренне жаль.

Суви подошла к Адаму и положила в его гроб прекрасные астры.

— Я запомню тебя таким, — прошептала Суви, — нашедшим покой.

Она запомнит его таким: волком, убегающим от себя, ведьмаком, пытающимся себя победить, человеком, стремящимся познать мир, талантливым художником, честным и любимым. Суви навечно запомнит его, свою первую любовь.

Стая черных воронов взлетела вверх. Они безмолвно неслись над деревьями древнего острова. Вороны, расправляя крылья, ловили ветер. Свободные. Навсегда, каким и мечтал стать Адам.

Вернувшись в комнату, Суви села перед окном. Она взяла в руки дневник матери и крепко зажмурила глаза.

— Мама, я не знаю, услышишь ли ты так меня, но я прошу, позаботься об Адама, присмотри за ним. — Суви печально и ласково улыбнулась. — Он понравится тебе. Прошу, будь рядом с ним. Подари там ему всю любовь, которую не смогла отдать мне.

Слезы стекли по ее щекам.

Весь день по лесу разносилась музыка флейты. Адар стоял где-то неподалеку, а казалось — везде. Музыка уносилась под землю и проходила сквозь волны. Заходила в горы к цвергам и ореадам. Музыка утраты и вечной скорби.

Через день Суви устроила выставку работ Адама. Картины Адама К. Хьюза, которые он точно знал, никогда не увидят остальные, заняли свое место в главном холле. Ученики ходили мимо картин, всматриваясь в тонкие линии и силуэты. Они всматривались в его мир. Мир красивый, дикий и необузданный, но строгий, мягкий и чуткий. Мир, который видел гибрид оборотня и чародея. Такой же мир, как видят все они. Наполненный яркими красками, резкими мазками и блеском луны. Только луна его блестела особым, фиолетовым светом.

Некоторые картины навсегда останутся висеть на стенах Академии рядом с великими художниками.

Уэни решилась прийти лишь ночью. Она не выходила из своей комнаты, не прекращая плакать.

— Это очень талантливо, — заметила Иоланда. — хорошо бы смотрелось в галерее дяди. Я могу попросить его приобрести…

— Прекрасная мысль, — только и ответила Суви. Здесь не было самых любимых Адамом работ, портретов Суви. Все их она оставила себе.

Слишком личными и нежными казались ей эти картины. Зато портреты Давида и Рамуне гордо весели на стене. Именно портрет Рамуне и пару пейзажей решила приобрести Иоланда.

— Адам был благодарен тебе, — уверила Рамуне. — Он всегда говорил о тебе по-особому.

— Рами, — осекла подругу Иоланда.

Но Суви натянуто рассмеялась.

— Спасибо вам.

Вечером Инна сварила Суви зелье от кошмаров, которые все мучали ее последние дни. Но зелье не просто дарило пустой, глубокий сон. Зелье позволило Суви хоть немного расслабиться и, когда чувство вины покинуло тело с последними нотками флейты Адара, Суви увидела сон.

Она шла по лесной тропинке таким же солнечным днем, как и сегодня. Нежный ветер обдувал лицо. На поляне, куда Суви вышла, росла дикая, сладкая малина.

Ее рука оказалась в теплой руке Адама. Суви знала, что это он. Ничего не говоря, Адам потянул ведьму за собой.

Но Суви резко остановила его, уткнулась лицом в грудь и, хотя так хотела заплакать, просто вдохнула запах краски, чернил и книг. Еще он пах полынью, астрами и дерном. Он пах весенней, пробуждающейся землей и магией.

— Дикая ягода всегда вкуснее, — заверил Адам, рассмеявшись.