Отцеубийцы - Мария Вой

станет символом освобождения для тех, чьи жизни Редрих безжалостно бросал в пламя, – как случилось и с твоей семьей».

– Я искала Шарку, но нашла его, – говорила тем временем Морра. – Оттащила сюда, сняла доспехи, а потом явились те двое…

– Молодец.

Но, не сделай она этого, Шарка нашла бы Дэйна первой. Хотя бы узнала, что он жив… Если бы они чуть подождали, то нашли бы и Морру, и Дэйна, а потом появился бы и Рейнар. Они убежали бы отсюда вместе. Но, похоже, сегодня все принимали наихудшие решения.

– Он выкарабкается, он сильный, – пробормотал Латерфольт.

Длинные ресницы на уцелевшем глазу затрепетали, руки дернулись, словно голос егермейстера вдохнул в Дэйна жизнь. Притихшие Латерфольт и Морра с замиранием сердца наблюдали, как мальчик приходит в себя, немо морщась от боли. При виде Морры он вздрогнул и попытался отползти. Латерфольт придержал его:

– Тихо-тихо, ты среди своих!

Но Дэйн отползал и от него тоже, скалясь, как звереныш. Его рука судорожно ощупала нагрудный карман и сжала сквозь ткань какой-то маленький предмет. Действительно, на что надеялся Латерфольт, сын человека, который отправил Дэйна на смерть?

– Дэйн, братец! Мы больше не с ними. Шарка цела и невредима, я отослал ее с Рейнаром. Прошу…

Он мягко разжал пальцы Дэйна и выудил из кармана маленькую скляночку – его собственную, в которой он держал масло для тетивы. Сейчас она была заполнена кровью. Дэйн показал ему что-то руками.

– Я знаю, – ответил егермейстер, перекатывая в ладони то, за чем все они охотились эти долгие месяцы, то, что привело их сюда. Густая кровь оставляла на стенках рваные разводы, похожие на гривы демонов.

Он протянул Дар обратно Дэйну:

– Выпей сейчас же! Ты должен был сразу это сделать!

«Нет, ты!» – показал Дэйн, мотая головой. От каждого движения боль у него должна была становиться все сильнее, но мальчик держался стойко и все показывал: «Нет. Ты. Нет. Ты. Нет…»

– Латерф, он же десятилетний мальчишка! – вскричала Морра. – Они никогда не оставят его в покое. Просто представь себе, что…

– Оставят! Он сможет защитить себя!

– Это проклятье, а не защита! Ты же видел!

Он и сам это прекрасно понимал. Шарка не хотела Дэйну такой судьбы. Но что остается делать? «Нет, ты», – упрямо повторял Дэйн, а Морра тем временем приближалась к Латерфольту. Егермейстер прижал Дар к груди:

– Думаешь, я отдам его тебе лишь потому, что ты дочь Свортека и внучка Бликсы? Ошибаешься!

– Я не дочь Свортека. И нет, я не хочу Дар. Хотела бы – уже бы забрала.

– Что? Разве не он держал тебя здесь все это время?

– Забери себе и… исправь все это! Я не смогу. Свортек мне этого не доверил.

Он пялился на губы Морры, решив, что эти слова ему мерещатся. Но нет, она говорила всерьез, без издевки.

– Останови Хроуста, а потом и Редриха. Вместе с Рейнаром. Наши желания тут уже ни при чем.

Умолкнув, Морра свесила голову себе на грудь, словно боролась с желанием взять свои слова обратно, передумать, из последних сил накинуться на Латерфольта и отнять то, ради чего столько страдала среди врагов.

«Поскорее бы это все закончилось…»

– Я спрячу его и верну Шарке, а ты – возьми это. И убирайтесь отсюда!

Латерфольт уже и сам не понимал, что говорит. Он спрятал склянку в сумку, достал толстый свиток и протянул Морре. Та развернула его, пробежала взглядом по замысловатым глифам и удивленно уставилась на Латерфольта, не веря своим глазам. Но он уже оттер кинжал от чужой крови и полоснул себя по ладони бесполезной левой руки.

– Как это делается?

Морра молча открыла рот. Латерфольт сжал кулак и поднес к ее лицу. Капли крови сорвались на ее губы.

– Передаю тебе Нить Завесы, Морра, баронесса, как тебя там, – прошептал Латерфольт. – А теперь я найду вам лошадь и…

Он обернулся, чтобы указать на рощу, и встретился взглядом с сидящим на коне Киршем.

Латерфольт не успел понять, как сильно ранил Кирша, когда метнул в него кинжал с такого расстояния. Но сейчас тот, хоть и пошатывался в седле, все же был жив. Что он успел услышать? О чем донесет Хроусту? Латерфольт потерял драгоценные секунды, пока следил, как Морра и Дэйн, оба медлительные из-за своих ран, скрываются в скалах. А роща уже кишела Сиротками; он слышал срывающийся на визг голос Кирша:

– Схватить Латерфольта! Он предал нас! Отведите его к гетману!

Не было ни лука, чтобы отстреляться от собственных людей, ни сабли, которую он оставил в туше насильника; топот становился все громче, все ближе. За спиной были скалы, в которых он не мог спрятаться, чтобы не привести Сироток к Морре и Дэйну. Впереди – пустое поле… Латерфольт бросился в рощу, глотнул дыма, едва справился с тошнотой. Дым помогал ему, но надолго его завесы не хватит. Затем он увидел на краю рощи брошенную лошадь. Хоть немного удачи в этот черный день!

Егермейстер сам не понял, как добежал до лошади, как вскочил в седло, однорукий, почти лишившийся чувств. Он погнал ее к полю, а за ним гнались люди – его люди! Хотя кого теперь считать своими? Все целились в него из арбалетов и луков. Солдаты, которые еще утром кричали ему «Здар, Принц Сироток!», выбрасывая в воздух руки с воображаемым сердцем, теперь охотились за его головой.

Ему не удалось доскакать до поля: за очередным залпом грянуло оглушительное ржание лошади, которой стрелы пробили круп. Он спрыгнул с седла. Здоровая рука метнулась к сумке, бесконечно долго нашаривая в ней склянку, пока он пытался отбежать как можно дальше.

Они слишком близко, пусть их немного. Они знают, что далеко ему не убежать. Они могли бы уже его расстрелять, но не торопятся с этим. «Я нужен Хроусту живым», – понял Латерфольт, вынимая склянку и выдирая из нее пробку зубами.

«Забавно: я единственный не хотел Дара – но забираю его…»

Правая рука вдруг разжалась, выронив склянку в траву. Латерфольт удивленно уставился на стрелу, насквозь проткнувшую ладонь. Боль пришла с запозданием, когда вторая стрела уже пробила ему бедро, а третья – голень. Он рухнул в траву, но, падая, заметил у своих ног склянку, из которой не успел вылиться Дар. «Давай же! – уговаривал он себя. – Один маленький пинок, и с Даром покончено навсегда. Один лишь…»

Все утонуло в боли.

«Ничтожество!»

Тяжелый сапог опустился на его лодыжку. Кирш, сам бледный и дрожащий от раны в боку, поднял склянку, заткнул ее пальцем и прижал к груди, а затем наступил на ногу Латерфольта всем весом.

– Пиздоглазый уебок! – услышал Латерфольт сквозь собственный вой и хруст ломающихся костей.

XVII. Слепец

Такеш набрал высоту, и горящее поле Лучин осталось далеко внизу. Рейнар из последних сил сжимал бедрами рычащего от натуги зверя, выворачивая шею, чтобы не терять из виду Шарку и Фубара, который раскачивался в седле, не подавая признаков жизни. Перед его глазами раз за разом повторялась одна и та же картина, словно он так и остался там, внизу, на поле проигранной битвы.

– …Нет, нет, ты здесь не умрешь, даже не думай, – шептал Рейнар, оттаскивая Фубара с поля. Слишком близко к Сироткам и к вагенбургам, за которыми отстреливался Петлич и его стрелки! Но утыканное стрелами тело в его руках снова зашлось кашлем, и Рейнар, плюнув на опасения, уложил его на землю за обломками телеги.

«Совсем скоро Хроуст бросится искать своего Истинного Короля, – думал он. – Скорее всего, хинны уже донесли ему, что произошло».

– Рейнар, – слабеющая рука вцепилась в кольчужный воротник и притянула герцога к себе. Дыхание Фубара отдавало смертельной горечью. – Спасайся.