Портфель капитана Румба - Владислав Крапивин

— Ты ведь в августе родился, а я в марте. Значит, я почти на полгода старше. Со мной ты имеешь право.

Карасик снял круглые очки, почесал ими переносицу, подумал. И нашел, что в словах Бубенцова есть логика.

— Ладно. Только ты за мной приглядывай, я плавать почти не умею.

— Если хочешь, я тебя буду на веревке держать. Называется страховочный конец.

— Смеяться станут.

— Пусть! Мы скажем, что разучиваем морские узлы. Есть такой специальный спасательный узел, беседочный называется. Я тебя научу. Веревка найдется?..

Они больше часа плескались в прогретой воде, на мелководье у Второй водной станции. Генчик все поглядывал: не появится ли поблизости моторка с Петей Кубриковым? Но, видимо, старший спасатель нес вахту в другой части акватории… Генчик почти научил Федю беседочному узлу. Но под конец купания Карасик уронил очки. Генчику пришлось долго нырять с открытыми глазами — в воде со взбаламученным песком. Хорошо, что глубина была всего по грудь.

Очки нашлись, и счастливый Карасик сказал, что пора домой. И влез в широкие, не по размеру, джинсы… Генчик лихо завязал свою «горошистую» рубашку узлом на животе. Конечно, не беседочным, а так, по-простому. А на груди распахнул.

— Пускай загар еще поприлипает.

— Ты и так уже загорелый, — позавидовал Карасик. — Не то что я…

— Ну, на тебе тоже есть загар, — утешил Генчик.

— Нет, я всегда почему-то бледный. От природы…

— Это на первый взгляд. А когда снимаешь очки, на переносице белая полоска. И видно, что нос все же потемневший от солнца.

— В самом деле? — обрадовался Карасик. Приспустил очки, потер переносицу. Затем вернул очки на место. Генчик сразу вспомнил Зою Ипполитовну: она делала это тем же движением.

Вспомнились и все недавние события: авария с мотором, плавание под парусом, рассказ о детстве капитана Сундуккера. И капитанская коллекция, и пистолет… И фотография мальчика Тимы, Ревчика…

И Генчик вдруг подумал, что Федя, пожалуй, похож на Ревчика. Если не лицом, то характером. Только едва ли Карасик станет летчиком, с очками в авиацию не берут.

Генчику стало жаль Карасика и захотелось сделать для него что-нибудь хорошее. Может, рассказать про капитана

Сундуккера и его удивительные вещи? Нет, наверно, нельзя так сразу. Надо сперва спросить у Зои Ипполитовны.

— Карасик… Федь, знаешь что! Если хочешь, пойдем завтра купаться снова!

— Пойдем, конечно!

— Только надо придумать, чтобы очки у тебя больше не слетали.

— Я привяжу к дужкам предохранитель. Вот такой… — Карасик чуть не по локоть запустил руку в просторный карман и вытащил моток белой тонкой резины. — Я это купил, когда хотел самолетную модель строить. А потом расхотел…

Оторвали резиновую ленточку, привязали к очкам. Примерили.

— Теперь не свалятся, — одобрил Генчик. — Федь, а можно я себе немного резины возьму? Для одного дела…

— Да бери хоть всю!

Всю резину Генчик не взял, отхватил около метра. У него появилась одна очень удачная мысль. С прицелом на завтра… И по дороге к дому Генчик от удовольствия мурлыкал песню про ковбойшу и ковбоя.

Мама оказалась уже дома. Сердитая. Потому что к стоматологу не попала: тот работал с утра до обеда. А завтра будет с обеда до вечера, так что ждать еще сутки…

— А тебя где носило? Купался небось? Не отпирайся, я вижу!

— Я же не один, а с надежным человеком. С таким серьезным, в очках… — Генчик не удержался, хихикнул. — Он их утопил, а я нашел на дне…

— И это надежный человек? Кто его родители? Я попрошу, чтобы всыпали ему как следует. А тебе всыплю сама…

Генчик сказал рассудительно:

— Мама, зачем тебе чужие страдания? Ведь у самой зуб болит.

— Не болит! Я зашла к одной знакомой, к экстрасенсу. Она его заговорила до завтра… Так что не рассчитывай на снисхождение.

— Мам… Я больше не буду. — Генчик спрятал хихиканье внутри себя. Вышло вполне серьезно. Мама очень удивилась.

Никогда раньше сын таких слов не говорил, считал ниже своего достоинства.

— Что ты не будешь, нечистая сила?

— Купаться с человеком, который теряет очки! — Генчик, помня про резинку, пообещал это со всей честностью.

Мама сказала, что когда-нибудь она все-таки возьмется за Генчика всерьез. И пошла на кухню. Он — следом.

— Ну, чего ты такая… недовольная жизнью? Ведь зуб-то уже не болит!

— А вдруг заболит раньше, чем к врачу попаду? Этого и боюсь… А еще за Елену переживаю. Как она там?

— Ох, я забыл! — И Генчик торопливо сцепил пальцы замочком. — Да ты, мам, не бойся. Она уже, наверно, «Мисс Кнопперинг»…

— Кто-кто?

— Ой, то есть «Мисс Утятино»!.. Хотя нет, рано еще. Там небось эта волынка до самого вечера…

Но вот наступил и «самый вечер». Давно уже пришел с работы отец (хмурый из-за всяких неприятностей в мастерских). Поужинали. Посмотрели двухсерийное кино «Большое приключение Зорро». А Прекрасная Елена не объявлялась. Мама была как на иголках. Наконец не выдержала:

— До утра у них там, что ли, этот конкурс!

— Наверно, обмывает свою корону на праздничном банкете, — язвительно заметил Генчик. Но на душе у него тоже кошки скребли.

Отец повозился на скрипучем стуле.

— Пускай только придет. Не захочет больше никаких корон…

— Ты забыл, что ей почти двадцать лет, — печально сообщила мама.

— Она сама забудет, когда получит ремня…

Генчик хихикнул, но кошки заскребли сильнее.

А потом уже не кошки, а прямо тигры зацарапали — когда стрелки перевалили за одиннадцать. Генчик решительно закусил губу и двинулся к выходу.

— А ты куда?!

— Ну, «куда-куда»… Сейчас вернусь.

На улице было душно и сумрачно. Вообще-то июньские ночи светлые, в половине одиннадцатого только-только прячется солнце. Но сегодня, будто для пущего напряжения нервов, скопились черные облака. В отдалении погромыхивало, навалились густые сумерки. Лишь на северо-западе тускло светилась над крышами, под кромкой туч, закатная щель.

Дом культуры был не близко, на другом краю Утятина. Но Генчик помчался со скоростью мотоцикла и оказался там через десять минут. Только зря. Еще издалека он увидел, что в окнах всех этажей темно.

Свет был заметен лишь за дверью главного входа. Запа-ленно дыша, Генчик подошел. На цыпочках. Потянул на себя тяжелую дверь — без надежды на успех. Надо же, открыто! Генчик шагнул в зябкий мраморный вестибюль.

У стола с желтой лампой грелась чайком грузная тетка.