Мое чужое сердце - Кэтрин Райан Хайд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раскрыл телефон, поздоровался.
– Мистер Бейли?
– Да.
– Что ж, вам повезло, – произнес молоденький голос. – У нас тут одна пара выезжает на три дня раньше. На женщину высота действует. Вам все еще нужно место?
– Да. Определенно.
– На сколько ночей оно вам понадобится? На все три?
– Хм… А ничего, если в данный момент мне это неизвестно?
– Вы не могли бы подойти к регистрации, и мы поселим вас на три ночи, а если вам понадобится отказаться, мы гибко отнесемся к требуемым срокам уведомления, учитывая, что у нас еще шесть человек вслед за вами в списке ожидающих.
Так вот оно, мое чудо. Именно тогда, когда я уверился, что уже слишком поздно для него. Именно тогда, когда посчитал, что больше не хочу его и не нуждаюсь в нем.
Когда я вернулся обратно на солнечное крыльцо с бронью, с ключами от номера, с сэндвичем с тунцом, чипсами и бутылкой воды, мое двойное место было по-прежнему свободно. На спинке висела все еще мокрая рубашка, а на сиденье лежала шляпа. На ней лежала одна-единственная красная роза.
Положив бутерброд на каменную стенку, я взял розу. Кто-то заботливо обернул квадратиком почтовой бумаги с логотипом «Сторожки» стебель и привязал к нему тонкой красной ленточкой. Я развязал ленточку и развернул записку.
Поразительно искусно и церемонно на ней было выписано:
«Жизнь часто сопряжена с путаницами, но по большому счету она того стоит».
Я налил немного воды в стакан из-под утреннего кофе и поставил в него стебель розы так, чтобы цветок не увял. На всей Северной стене не было места, где можно было бы купить цветы, в этом я был убежден. Она что, приносит цветы с собой, когда является?
Одна из тех тайн, которую, я понимал, мне никогда не разгадать.
Я расправил и сложил записку, подержал ее некоторое время в руке, поскольку не было сухого места, куда ее положить. Потом положил ее на пластиковую крышку коробочки, из которой достал и стал есть сэндвич.
Я наблюдал за светом, который постепенно сникал и багрянил красные скалы каньона, и на самом деле почувствовал себя немного лучше, подкрепившись.
Я даже потешил себя мыслью, что мог бы предоставить Виде еще один день.
Наверное, лишняя трата времени, только я уже вон до чего дошел.
Впрочем, мой разум не совсем угомонился, и я замечал, как мысли скакали туда-сюда между решением остаться еще на один день или, бросив все, отправиться домой. Смог бы я на самом деле вынести еще день такого? Может быть, самое время прекратить этот эксперимент? Может быть, самое время двигаться дальше?
Лучшее, что я надумал в том, что касалось решения, выглядело так: я возвращаюсь к себе в номер, хорошенько отсыпаюсь, а решаю утром. Может быть, утром, на свежую голову, все будет восприниматься яснее.
Я поднялся, чтоб уйти.
Собрал все оставшееся от еды. Извлек записочку. Сунул в карман рубашки, которая уже почти совсем высохла. Потом передумал, развернул листочек и еще раз прочел:
«Жизнь часто сопряжена с путаницами, но по большому счету она того стоит».
Решил, что слишком много времени уделяю той части жизни, что сопряжена с путаницами, и недостаточно – той, что того стоит. Вот и сел обратно, вознамерившись по крайней мере еще разок посмотреть на заход солнца над каньоном.
Сейчас утро понедельника. (Сообщаю об этом, потому как начинаю гордиться собой за то, что всегда знаю, какой идет день недели, потому что мы так надолго и так безнадежно потеряли счет времени.) Виктор уже и вправду заспался.
Будить его у меня не хватает духу, потому как я понимаю, насколько вправду-вправду неловко ему спать в машине. Пусть даже ему, как мне, и не приходится делить ложе с Джексом. Но, опять-таки, и нет во мне шести футов пяти дюймов[32] росту. Так что он, наверное, почти всю ночь не спит. Так что, когда я проснулась (совсем не ранним утром), то не стала мешать ему спать дальше. Спешить нам было особо некуда.
Думаю, было время, когда я чувствовала, что мне надо торопиться. Это потому, что сидела во мне большая глупая фантазия, будто Ричард приедет сюда разыскивать меня. Будто бы он услышал оставленное мной на автоответчике сообщение и помчался к месту, где с ним познакомилась Лорри, и потом мы там увидим друг друга, и это будет нечто по-настоящему особенное.
Только я стараюсь быть более реалистичной. Вот теперь и не представляю, с чего это я так думала.
Ричард не хотел, чтоб я была рядом, даже когда я была рядом. Он даже не навестил меня еще раз, когда я лежала в больнице в Сан-Франциско. До которой было меньше часа езды от его дома. И мне всегда был слышен этот невидимый вздох, когда я звонила ему по телефону. И даже в тот самый раз, когда я оказалась у него на пороге, я знала: по правде, он не хотел, чтоб я пришла.
Так что, сколько я начинаю соображать, пора этому уйти.
Грустно. Но, думаю, не так грустно, как хвататься за что-то, что даже никогда не было правдой.
Я встала, вылезла из машины сзади, выпустила Джекса, чтоб он смог пописать. Старалась делать все как можно тише, чтобы не разбудить Виктора, и у меня получилось. Он спал себе по-прежнему.
Мы находились в той прелестной части Аризоны, которая и на пустыню вовсе не похожа. Здесь высоко, почти как в горах, только ровнее да по обеим сторонам дороги стоят леса. То и дело мимо проезжают машины, но, в общем, тут вполне тихо.
Джекс задрал ногу на ствол дерева и чуть не час так стоял. Ну, не по-настоящему, но вы понимаете, что я хочу сказать. Долго стоял. А потом, когда он управился, я сообразила, что и мне тоже приспичило, придется пописать в лесу. Раньше я такого никогда не делала, только вроде как большого выбора у меня не было.
Потом, после этого, мы просто немного прошлись вокруг. Ну, я прошлась. Джекс бегал вскачь.
И мне было радостно. Было такое чувство, словно я по-настоящему вышла в мир. Не то чтобы прежде я в нем не бывала. Я заходила в этот мир в Бейкере, только мне было жарко и о машине беспокоилась. Теперь я оказалась в мире более радостном и, насколько соображаю, этот больше такой, каким должен восприниматься. Ты просыпаешься, смотришь вокруг, прогуливаешься вокруг и думаешь: «Хмм». Так вот на что похожа эта часть страны, какую я никогда прежде не видела. Она прелестна.
А потом ты писаешь, зубы чистишь и что угодно, и – это твоя жизнь.
Я почувствовала, что у меня и в самом деле есть жизнь.
Я достала зубную щетку из багажника, который, к счастью, не запирался. По крайней мере иногда к счастью. Виктор просто закрывает его, перевязывая куском жгута. Там, в багажнике, стояла пара бутылок с водой, так что я отлила немного, чтобы почистить зубы, потом приняла лекарство и насыпала Джексу какого-то собачьего корма из большого пакета.