Полночный тигр - Свати Тирдхала

Она напоминала кого-то, кто причинил ему боль, однако он желал ей счастья. Он не знал, почему. Кем она была?

– Ты слышал?

– Нет, Эша…

Она молниеносно очутилась рядом с Куналом и положила прохладную руку на его лоб.

Он попробовал что-то сказать, но туман сгустился, и Эша исчезла в его клубах.

* * *

Когда Кунал очнулся в третий раз, сознание почти очистилось, и ясность длилась дольше.

Он ослаб, но жар пропал. Голова слабо ныла, в ушах что-то ритмично скрежетало, и он смог поднять руку и ущипнуть переносицу, чтобы все стихло.

Комната была по-королевски украшена великолепными гобеленами из шелка и золота. Стены сложили из серого гранита, а куполообразный мраморный потолок придавал помещению сходство с пещерой.

Последнее, что Кунал мог припомнить, – лес, стрела в руке. И Эша, которая выдала его мятежникам. Если все произошло именно так, отчего его не убили?

Он приподнялся на локтях. В углу, на большом парчовом шезлонге, свернулась клубком маленькая фигура. Эша в толстом красном одеяле.

– Она провела здесь много дней.

Кунал резко повернул голову и поморщился от мгновенной вспышки боли. Он сразу же дотянулся до шеи, чтобы ее растереть. Силач, который тогда пригвоздил его к земле, сидел возле кровати и длинными скользящими движениями затачивал на камне изогнутый клинок.

Так вот откуда скрежет. Кунал потер щеки, ладони оцарапались о недавно подстриженную бородку.

– Не знаю, что в тебе такого особенного и почему она так стремится сохранить тебе жизнь. Я лично – за то, чтобы тебя прикончить. – Парень ухмыльнулся Куналу. – Хотя ты вроде бы способен дать жару в схватке. Ты тренировался в Крепости? Большие бои – булава, дротики? Стрельба по мишеням из лука?

Кунал так растерялся, что смог только кивнуть.

Эша провела здесь много дней?

– Я ненавижу короля-самозванца и вас, вояк из Крепости. И уж совсем не выношу любого, кто считает самозванца кем-то, кроме дерьмовой кучи мусора, – продолжил парень.

Кунал сконцентрировался на его внешности – любопытные черты, цепкие глаза на широком лице. Из него вышел бы отличный солдат. Парень был крепко скроен, с толстой шеей и могучими руками.

– Эй, ты что, глазки мне строишь? Жаль это говорить, но вояки из Крепости никогда меня не интересовали. Но если тебе любопытно – да, я могу сломать тебе шею вот этими руками. Я в команде самый сильный – это я тебя сюда притащил.

Куналу послышалось, что парень пробормотал: «Хоть и не знаю почему».

Силач пощелкал пальцами у Кунала перед носом.

– Ты разговаривать умеешь?

Кунал кое-как попробовал рассеять вихрь мыслей, в котором чуть не утонул.

– Да.

Звук получился ужасный – будто мелом процарапали сначала по наждаку, затем по металлу. Кунал решил задать вопрос.

Паренек выглядел довольно-таки словоохотливым. Может, получится завязать с ним дружбу, несмотря на заявления о ненависти.

– Как долго я лежал без сознания? – Кунал все тщательно обдумал. – И почему я здесь?

Парень поднял бровь.

– Сам хотел бы знать. Твой приятель, солдат, все еще в подземелье. Но я в это не полезу. Не хочу соваться в драку между Эшей и Харуном.

Кунала интересовало иное: отчего его поместили в эту комнату, а не в темницу. Но услышанные крупицы сведений он решил приберечь, чтобы обдумать потом. Харун? Это имя Кунал уже слышал, и оно зацепило память, как фальшивая нота в песне.

Парень продолжал болтать.

– Могу сказать, что ты провалялся почти неделю.

При этих словах Кунал вздрогнул. Неделю. Неделя его жизни исчезла, просто испарилась.

– Эй, солдатик со странными гляделками.

– Они не странные, – рявкнул Кунал.

Парень ухмыльнулся, будто Кунал начал ему нравиться.

– Ты похож на кота, желтоглазик. Кошачьи глазки. Вот как мы называем таких людей в Дхарке.

Кунал потряс головой, думая, что прозвище могло бы быть и хуже. Гораздо.

– Что ж, кошачьи глазки, хватит так злобно таращиться на Эшу. Если бы она не дралась за тебя, мы бы бросили тебя, как дохлую кучку костей. Можешь обижаться, но, если бы Эша не сказала, что ты солдат, ты бы уже гнил в лесу.

Вопреки собственной злости и обиде Кунал понял, что здоровяк прав. Но, как бы логично и убедительно это ни звучало, успокоиться Кунал все равно не мог. Он вскинул голову, снова потирая лоб.

Парень уставился на него, откровенность и ухмылки куда-то делись, словно он старался раскрыть тайну Кунала.

Самому Куналу тоже бы этого хотелось.

Кунал очнулся от беспокойного сна, где его обвивала змея с угрожающе-прекрасными ореховыми глазами.

В прошлый раз, просыпаясь, он слышал смутные звуки вдали, тихие слова, мягкое шарканье ног. Но сейчас вокруг царила тишина.

Он сел, преодолевая сопротивление стонущих мускулов, и потер глаза.

Похоже, сегодня первый день без лихорадки. Мускулы все еще напоминали ноющую массу спутанных нервов и тканей, однако жар спал. В благодарность Кунал мог бы опуститься на колени и расцеловать пол.

Он осторожно спрыгнул с кровати и попытался встать прямо. Пол был твердым, но вот ноги задрожали, и Кунал тяжело осел обратно на простыни. Он моргнул, ощущая, как боль снова простреливает спину, точно кто-то разрезал его пополам.

Боль настолько отличалась от мук лихорадки, перенесенной за последнюю неделю, что Кунал извернулся и нащупал пальцами свои лопатки. По коже шли извилистые порезы.

Он замер, пальцы остановились. Сердце зашлось от ужаса, ибо память быстро вернулась.

Он превратился в орла. Там, в лесу.

Насколько он понял, порезы смазали целебным бальзамом.

Это наверняка сделала Эша. Будь на ее месте кто-то другой, его вернули бы в подземелье. Она сохранила секрет Кунала, исцелила его раны. По его телу разлилось тепло. Он не мог вспомнить, когда в последний раз с момента прибытия в Крепость с ним обращались столь ласково.

Волна любви к Эше поднялась внутри его сердца – к доброте, скрытой за маской, к девочке за обликом Гадюки. Нужно найти способ отблагодарить ее за спасение – уже сторицей.

Кунал до сих пор не мог ясно осознать все, что с ним произошло. Он – в городе мятежников. Он – меняющий форму, потомок королевского рода.

Его мать была принцессой из рода Самьяд. Он всю жизнь верил, что она всего лишь незначительная придворная дама. Его спальня не была похожа на спальню принца, ни золота, ни драгоценностей. Он жил простой жизнью, окруженный любовью мамы и няни.