Русская революция в Австралии и "сети шпионажа" - Юрий Артемов

Отношения советского разведчика и австралийского агента между собой и со своими шефами сплелись в узел противоречий, который мог все больше затягиваться, и было неясно, как долго ждать развязки и какой она будет. По оценкам АСИО, ситуация становилась патовой. Разрешилась она достаточно неожиданно, вследствие событий, которые начали разворачиваться весной-летом 1953 года. Они стали поворотным пунктом в истории Петрова.

В середине мая в посольство пришла телеграмма из МВД, вызывавшая его в Москву для отчета[428]. Подобные вызовы и отчеты не так часто практиковались и могли означать все, что угодно. Иногда вызывали на время, а оставляли навсегда и не обязательно на свободе. Загранработники были хорошо осведомлены о такой схеме.

Основания для волнения у Петрова имелись, и не только в связи с отсутствием заметных достижений в работе. Он допускал, что предметом разговоров в центре станет и его поведение в посольстве, о котором докладывал глава миссии. В обычное время к этому могли отнестись более спокойно, но время-то было необычное. После смерти Сталина Берия усиленно «шерстил» органы госбезопасности, в том числе внешнюю разведку. Кого-то снимали с должности, кого-то увольняли, других и вовсе сажали под замок.

18 мая Петров позвонил Бялогурскому и сообщил, что его на какое-то время отзывают и у него зарезервирован авиабилет на 29 мая. Было очевидно, что он находится в подавленном, угнетенном состоянии. Сразу после этого Петров примчался в Сидней и начал жаловаться на проблемы со зрением. «У меня произошло что-то ужасное с глазами, – сказал он Бялогурскому. – Мой левый глаз почти не видит, а правый тоже не совсем в порядке. Почти все время я вижу перед собой плывущие черные пятна»[429]. Был это ловкий ход, чтобы не ехать в Москву, или недуг действительно имел место? Петров уверял, что заболевание реально[430], а Бялогурский сомневался, уж слишком вовремя его советский приятель почувствовал недомогание.

Он доложил в АСИО о практической готовности «клиента» для вербовки и перехода к австралийцам, полагая, что нужно ковать железо, пока горячо. Однако в службе безопасности решили, что осуществление активных действий в отношении Петрова не следует поручать поляку. Его отстранили от оперативной работы.

Собственно, он сам спровоцировал конфликт. Чтобы без помех общаться «поднадзорным», Бялогурский снял в Сиднее дорогую квартиру. Там Петров мог без помех напиваться и встречаться с женщинами, а Бялогурский – обыскивать его личные вещи. Он сфотографировал страницы из записной книжки Петрова и другие бумаги, которые нашел в его карманах. Проблема заключалась в том, что все это он сделал без согласования с кураторами, поставив их перед фактом.

В АСИО фотокопии изучили с интересом, но отказались субсидировать аренду квартиры. Расценили эту идею как уловку для того, чтобы под предлогом «рабочих моментов» получить площадку для развлечений, до которых были охочи и русский, и поляк. Бялогурский вспылил, пригрозил уходом и написал формальное заявление. По-настоящему уходить не намеревался, полагая, что его не решатся уволить и будут вынуждены пойти ему навстречу. Но вышло иначе. Заявлению дали ход. Бялогурский был потрясен. Он мог понять, что АСИО не оценивает по достоинству его работу. Но то, что организация могла недооценивать важность цели этой работы, не укладывалось у него в голове. Он был уверен, что никакой другой агент не сумеет сблизиться с Петровым так, как он, и грамотно приступить к его вербовке. Если же АСИО решила поставить крест на этом вопросе, то следовало заинтересовать им иные структуры. Сначала неуемный поляк предложил свои услуги по разработке Петрова американцам (генконсульству США в Сиднее), а затем своим старым работодателям – Службе расследований Содружества.

Ни в одном, ни другом месте его предложением не заинтересовались, но в конечном счете агент остался в выигрыше. В АСИО узнали, что он стучится в другие двери и встревожились в связи с возможной утечкой информации. Сегодня поляк идет к американцам, завтра в Службу расследований Содружества, а после, чего доброго, обратится к представителям прессы. Поэтому ему предложили вернуться «в строй» на определенных условиях. Ему гарантируют работу в организации, но только по делу Петрова и до тех пор, пока тот находится в Австралии или его «история» не закончится каким-либо другим образом.

Бялогурский торжествовал победу, хотя не исключал новых подвохов со стороны АСИО.

Первым делом он устроил Петрову консультацию у офтальмолога Беккета, как и он, практиковавшего на улице Маккуэри. Беккет поставил диагноз – нейроретинит, сочетанное воспаление зрительного нерва и сетчатки – и дал направление в одну из больниц Канберры для обследования и лечения. Предписание исключало поездку в Москву, и Петров несколько раз уточнял это обстоятельство. Это наводило на мысль, что он симулировал обострение своего заболевания.

Выйдя из больницы, в которой он провел 10 дней, Петров, по его словам, вновь собрался лететь в Москву и забронировал авиабилет теперь уже на 21 июня. Однако из центра неожиданно пришла телеграмма, отменявшая вызов. Этот факт позднее подтвердил Генералов: «им (Петровым – авт.) была получена телеграмма по своей линии о вызове в Москву, но вызов не состоялся»[431].

Тем временем резидента ждало очередное потрясение. Пришли известия о судьбоносных переменах в СССР, которые затрагивали органы госбезопасности. 26 июня в Москве арестовали казалось бы всемогущего Берию – обвинили в заговоре против партии и народа и в шпионаже в пользу Великобритании.

Тоталитарное государство дало еще одну трещину, и советские граждане надеялись, что эпоха безграничного произвола и насилия, которую связывали с именем Берии, уходит в прошлое. Однако Петрова, как и многих его коллег, случившееся встревожило тем, что оно несло угрозу их благополучию. Осуществлявшаяся в «органах» чистка получила мощный импульс и приобрела широчайший размах. Она направлялась, прежде всего, против палачей и садистов, раскручивавших маховик репрессий, и не должна была коснуться честных профессионалов. Но в советской стране любые перемены, хорошие или плохие, выливались в массовые кампании, не щадившие правых и виноватых.

Аппарат Министерства внутренних дел тщательно проверяли, перетряхивали. Десятки сотрудников увольняли, кого-то арестовали и судили. В посольствах и в других загранучреждениях «соседи» утрачивали свое былое влияние и переставали быть неприкасаемыми.

По свидетельству Евдокии, мужа трудно было узнать[432]. Он места себе не находил. С Берией он не был связан, в ближний круг его подручных не входил, но в Москве при желании могли доказать все, что угодно. Тем более, грешки за Петровым водились, компромат накопился. Все его проступки примутся изучать под лупой. Напомнят, что плоды его профессиональной деятельности в Австралии мало чего стоят. Словом, на продолжение успешной карьеры трудно будет рассчитывать. Переведут на скверно оплачиваемую работу, причем не за рубежом, а в Союзе, в каком-нибудь медвежьем углу. Для человека с его запросами и привычками, это стало бы настоящей трагедией.