Русская революция в Австралии и "сети шпионажа" - Юрий Артемов

Временный поверенный оформил ему документы для выезда на голландский Кюрасао, имевший статус свободного порта. Визы туда не требовалось. Чудом получив разрешение советских властей, Михаил добрался до Японии, где при поддержке польского посольства продолжил свой путь и в конце концов завершил свою одиссею в Сиднее. Это было в июне 1941 года.

В Австралии ему пришлось немного подкорректировать свою непривычную для англосаксов фамилию, и он стал Белогузским (Bialoguski). Как Белогузский он проходил и по бумагам советского посольства.

В 1942 году молодого поляка призвали в армию, где он служил сначала во Вспомогательном корпусе медицинской службы, а затем в военном госпитале. Впрочем, по медицинской специальности его не использовали, заставляли драить полы и выполнять другую подобную работу. Когда в конце 1942 года студентам, призванным в армию, разрешили вернуться к учебе, Михаил воспользовался этим, чтобы поступить в Сиднейский университет. В апреле 1943 года его приняли сразу на третий курс медицинского факультета. Закончив его, он стал врачом-хирургом. Несколько лет работал в провинции, пока не скопил средства для того, чтобы в 1949 году открыть практику в Сиднее, на Маккуэри-стрит, где традиционно располагались врачебные кабинеты. Одновременно продолжал музицировать, занимался музыкальным оформлением радиоспектаклей и играл в Сиднейском симфоническом оркестре.

Еще в 1945 году он предложил свои услуги Службе расследований Содружества, объяснив свой поступок тем, что враждебно относится к коммунизму. Для этого у него была и личная причина – он хотел перевезти к себе свою мать, но не позволили польские власти. Мать вскоре умерла. Тяга к контрразведке объяснялась также тем, что Бялогурский нуждался в деньгах, а ещё считал захватывающими «шпионские игры»[408]. Офицеры контрразведки видели, что их добровольный помощник старался выжать из спецслужбы максимум возможного, поэтому относились к нему несколько отчужденно, как к наемнику[409].

Он был крайне честолюбивым, с авантюристической жилкой, непредсказуемым. Службы безопасности не бывают в восторге от таких агентов, поскольку они не отличаются дисциплинированностью и в любой момент могут выкинуть какое-нибудь «этакое коленце». АСИО использовала Бялогурского, но и он старался использовать АСИО и особо не стеснял себя какими-либо служебными обязательствами и этическими нормами, если таковые вообще уместны применительно к отношениям со спецслужбами. Тем не менее, его ценили за предприимчивость и умение налаживать контакты с нужными «объектами».

Бялогурскому поручили выявлять потенциальных и действующих советских агентов в иммигрантских кругах, в общественных организациях. Это относилось и к Коммунистической партии Австралии, со многими членами которой он установил дружеские связи. Михаил вступил в Австралийское общество дружбы с Советским Союзом, начал посещать Русский общественный клуб. Вообще, в Сиднее было два русских клуба, располагавшихся практически рядом, на Джордж-стрит. В первом, название которого не включало слово «общественный», встречались, в основном, русские иммигранты первой волны – бывшие офицеры царской армии и представители среднего класса. Второй, представлявший интерес как для службы безопасности, так и для советского посольства, облюбовали выходцы из Восточной Европы, сочувствовавшие СССР и просоветски настроенные австралийцы.

В 1949 году одновременно с открытием своей врачебной практики Бялогурский подал заявление о переводе в АСИО. Работа с Петровым стала для него самым важным и ответственным поручением.

АСИО взяла на заметку нового сотрудника советского посольства сразу после его приезда. В этом не было ничего необычного. Наблюдение велось за всеми советскими дипломатами, хотя и с разной степенью интенсивности. Но вскоре австралийцы пришли к выводу, что Петров заслуживал повышенного внимания. Вычислить его профессиональную принадлежность было несложно – он свободно передвигался по стране, непринужденно общался с местными гражданами.

Какие цели преследовала АСИО? Держать фигуранта в поле зрения, отслеживать его контакты. Не без оснований предполагалось, что Петров располагал ценными сведениями о внешнеполитической стратегии и разведывательной деятельности Советского Союза, структуре и организации центра внешней разведки в Москве, его функциональных подразделениях, методике и особенностях вербовки, а также местах внедрения зарубежной агентуры. Одной из служебных обязанностей Петрова были прием и проводы дипломатических курьеров, а также встречи и сопровождение вновь прибывших сотрудников посольства. От них он мог получать информацию о советской дипломатической и разведывательной деятельности в Великобритании, Соединенных Штатах Америки и других странах. Это также учитывалось.

Знакомство Бялогурского и Петрова состоялось в июле 1951 года в Русском общественном клубе. Бялогурский производил впечатление весельчака, страстного поклонника джаза, любителя выпить. Правда, сам поляк утверждал, что этот образ был искусственным, своего рода маска, позволявшая легче сходиться с людьми, а в сущности он был человеком скромным, трудолюбивым и воздерживался от излишеств.

«Фактически в ходе общения с присутствующими на этих встречах (в Русском общественном клубе – авт.) мне приходилось играть разные роли, чтобы у каждого из них сложилось различное впечатление от общения со мной. А для всех вместе я старался представить себя как человека, который любит хорошо пожить, получает удовольствие от веселой жизни с обилием хорошей пищи и напитков. Я считал, что такая моя репутация всегда обеспечит выход из любой затруднительной ситуации. Я позволял себе выглядеть человеком материально обеспеченным, преувеличивал объем доходов от моей медицинской практики и всегда проявлял настойчивую инициативу, когда речь шла об оплате каких-то общих расходов. Одним словом, я стал настоящим бонвиваном. Я знал, что такое поведение должно нравиться людям с русским характером и привлечет ко мне тех (некоторые из них окажутся для меня полезными), кто не может позволить себе расходовать деньги так свободно. Однако играть подобную роль постоянно было очень непросто, так как мне было тяжело выдерживать напряжение от многих обязанностей. Моя медицинская практика росла, а симфонический оркестр, которому я посвящал тридцать часов в неделю, превратился в настоящую рабочую нагрузку»[410].

Существуют различные версии первого знакомства Бялогурского и Петрова. По словам последнего, их свел Пахомов, не подозревавший о секретной службе врача-музыканта. Бялогурский утверждал, что Петрова ему представила некая Лидия Мокрас. В годы войны она служила медсестрой в Красной армии и попала в плен. После победы, чтобы избежать репатриации, вышла замуж за чеха Виктора Мокраса, с которым познакомилась в лагере для перемещенных лиц в Аахене, и оба эмигрировали в Австралию. Лидия информировала врача-поляка о третьем секретаре посольства, его взглядах и привычках. Именно от нее поступили сведения, что Петров – «большая шишка» в посольстве и «любит девочек»[411]. Этой версии придерживается Р. Манн, опирающийся на документы АСИО.