Аргентина. Крабат - Андрей Валентинов

Ай! Пощечина была настоящей, до звона в ушах.

— Идиот! Тебе двадцать три года, ты — лучший скалолаз Германии, земляки тебя на руках носят, девки сходят с ума. Я сниму о тебе фильм, каких еще не было. Только фамилию сократим, чтобы на афише вместилась… А еще я тебя бешено хочу, Хинтерштойсер — и всегда хотела. Тебе мало?

Андреас взял ее ладонь, приложил к горящей огнем щеке.

— Все это только будет, Хелена. Между мною и жизнью — Северная стена. Я должен ее пройти. Сейчас! И ты это знаешь.

Ее лицо исчезло. Андреас приподнялся на локте. Женщина стояла к нему спиной, сгорбившись, словно постарев сразу на много лет. И голос прозвучал незнакомо, хриплый, надтреснутый:

— Чего ты хочешь, мальчик? Что я могу сделать?

— Ты и так все уже сделала, — заспешил он. — Но… Помнишь, когда мы встретились, я тоже сильно разбился. А ты меня за день на ноги поставила. Ты умеешь, Хелена. Выручи!

Спина дрогнула.

— Хорошо. Только не смей меня потом благодарить, Хинтерштойсер. Я тебя не выручу, я открою тебе дорогу на Эйгер… В титрах не будет слов «The End». Только нетронутый снег — и пустое небо.

12

Вначале Марек хотел проследовать мимо, прямо к лифту. Мало ли кому захочется посидеть на ступеньках в поздний час? Но все же не удержался, взглянул. Вдруг что-то не так? И — поспешил подойти.

Девушка. Платье богатое, вроде как виденное. Лица же не разглядеть, в колени спрятано. Не человек, а какой-то ежик.

— Простите, вам помочь?

Ежик издал странный звук, словно он резиновый и продырявленный насквозь.

— Еще один помощничек. Оставьте меня в покое!

Совет был здравым, а голос подозрительно сиплым. Но мужчина все-таки рискнул. Протянул руку, нащупал подбородок. Развернуть ежа не удалось, но взгляда он все-таки удостоился. На ногах устоял, пожал плечами:

— Дело хозяйское. Но если Гертруда о вас спросит, я ей правду скажу. Не привык лгать.

— При чем здесь…

Баронесса Ингрид фон Ашберг-Лаутеншлагер Бернсторф цу Андлау попыталась встать, опираясь на руку. Не вышло, кисть подломилась. Марек Шадов, не став миндальничать, просто вздернул ежика за плечи и прислонил к стене.

— Вас куда оттащить?

Девушка взглянула мутно.

— Я… Я н-не пьяная. То есть я сама дойду. А вы — отец Гертруды, личность во всех отношениях положительная. О таких, как вы, даже слушать противно. Но если вы, герр Шадов, положительный…

Покачнулась, однако была поймана и возвращена на место.

— …Тогда скажите, положительный, почему я все ломаю? Хотела… Хотела помочь хорошим людям… Хотела… Много чего я хотела.

— Хотели — так помогите, — резонно рассудил Марек. — Только помогают обычно трезвые.

Пальцы с аккуратным маникюром нащупали ворот его рубашки. Мужчина порадовался, что не надел галстук.

— Вы… Вы как мой кузен. Он тоже… положительный. А я для него — зубная щетка. Как я помогу, герр Шадов? Андреас и этот… святой Антониус уйдут на Эйгер — и всё!

— То есть как всё? — удивился он. — Они уйдут на Эйгер, поднимутся, постоят на самой макушке. А дальше?

Муть исчезла из глаз. В бледном северном небе вспыхнула искра.

— Дальше… По Северной стене спускаться нельзя — смерть. Они пойдут по Западному склону. Но… В Германии их тут же арестуют! Или даже прямо здесь, наци не церемонятся. Арестуют — и…

Убрала руку, выпрямилась.

— Если не трудно, помогите добраться до номера, герр Шадов. Но сначала врежьте мне как следует. Можно два раза.

— Нельзя, — не без сожаления констатировал Марек. — Герда не одобрит.

Лягушка в Спортхалле. — Правдоподобное отрицание. — На два Эйгера хватит. — Кинем в небо. — Раз! Два! Три!.. — Два призрака. — Просто камешек. — Полтора рюкзака. — Железная Маска. — Не пройти и не проползти. — Полетное задание. — Дуэльный шрам.

1

«Excelsior», радиоприемник солидный, словно старый шифоньер из провинции, был, кажется, готов сорваться с места и пуститься вскачь по гостиничному номеру:

— …Один народ! Один Рейх! Вековечная мечта миллионов и миллионов немцев сбылась! Рухнули и расточились в прах все преграды. Австрия наша, наша, наша!..

В ответ — многоголосое эхо, белогривая, сметающая все волна:

— Зиг хайль! Зиг хайль! Зиг хайль!..

— Зло угрожало каждому человеку и даже ребенку великой германской нации. Мы должны были предпринять — и предприняли — шаги по обеспечению безопасности и защиты страны, народа, грядущего тысячелетнего Рейха. Германское единство — отныне реальный и неоспоримый факт!..

Эхо! «Excelsior», привычный к фокстротам и танго, натужно захрипел. Женщина, поморщившись, убрала звук. Перо паркера дрогнуло, проведя по листу бумаги неровную волнистую черту. Она хотела записать самое главное, чтобы обдумать на досуге, но куда важнее пустых звонких слов был шторм, бушующий в эти минуты под сводами Спортхалле. Волны не мыслят, не рассуждают, они просто бьют, снова и снова, безжалостно и беспощадно.

Гитлер выступал уже два часа, умудрившись ничего толком не сказать. Даже не произнес слово «плебисцит» и тем более не упомянул части вермахта, перешедшие австрийскую границу за два часа до начала голосования. Лондон глухо сообщал о боях возле Граца, а еще о том, что германские колонны, не останавливаясь, идут через австрийскую территорию к границе с Чехословакией. А на юге изготовились к удару венгерские войска.

— …Мерзкая, оплаченная деньгами загнивших плутократов, клевета на нашу, национал-социалистическую политику. Враги считают, что если говорить неправду достаточно долго, достаточно громко и достаточно часто, люди начнут верить. Но есть вещи сильнее денег, весомее их грязного золота. Это — наша правда, это — наша воля, это — единая, сбросившая версальские оковы Германия!..

Эхо! Женщина вновь убрала звук, записала «Враги» и поставила вопросительный знак. Ни Франция, ни Великобритания, ни Штаты помянуты еще не были. И о большевистском СССР, который полагалось ругать в каждой речи, фюрер словно забыл. Неспроста! Никто в Европе не попытался заступиться за австрийцев, даже Муссолини. Франция выразила «сожаление», британцы предпочли промолчать.

«Плутократы» тем и хороши, что их, как и вездесущих масонов, можно ловить под каждой кроватью всю свою сознательную жизнь. Есть еще евреи, но о них, как и о большевиках, вождь германской нации отчего-то запамятовал.

— …Ложь, ложь и ложь! Нас хотят поссорить со Швейцарией, нашей соседкой, где живут братья-немцы. Мы не хотим обострения конфликта. Мы лишь хотим помочь им в справедливом переустройстве Конфедерации, ставшей кормушкой для шайки…