Зубы настежь - Юрий Никитин

Со стороны поляны донеслись хриплые сонные голоса. Там затрещало,я с неохотой поднял голову, начал подниматься, чувствуя как за короткую летнююночь застыло мое громадное тело с глыбами тяжелых мышц.

Послышались шаги, воевода подошел крупными шагами, противновыспавшийся и бодрый, что тут за люди, что встают так рано, подтянутый какбудто сейчас на парад,

– Еще спишь? – удивился он. – Эх,молодость... На каких только девок не размениваешься! А вообще-то береги честьсмолоду, коли рожа крива.

Он умолк, насторожился. Я тоже развернулся в ту сторону,едва удержав руку на полпути к рукояти меча. За деревьями голоса звучалииспуганно и взволнованно. Один принадлежал герцогу, визгливый и озлобленный.

Переглянувшись, мы с воеводой медленно пошли в ту сторону.Кусты затрещали, навстречу двое воинов несли на красном принцесовском плащетретьего. Лицо было бледным, на горле запеклась кровь. Следом проломилась целаятолпа, герцог во главе.

Он сразу ткнул в мою сторону пальцем:

– Это он зарезал!

Убитого опустили на землю среди поляны. Это был тот самыйвысокий и самый сильный. Монтомер, любимец герцога. Похоже, поединка со мнойему не дождаться. Да и вообще красиво расхаживать вокруг костра уже неполучится. Как и сидеть, подбрасывая в пламя веточки. На горле отверстие, вкоторое пролез бы мой палец, зияло как страшноватая нора в ад. По краям застылитемные сгустки, что отваливались при каждом движении как сытые пиявки. Сталозаметно, что красный плащ весь в темных пятнах, отяжелел, начиная от воротникаи до песцовой подбивки.

Воины шумели и бросали в мою сторону угрожающие взгляды.Кто-то обнажил оружие и стал заходить сзади. Я расставил ноги чуть шире, краемглаза следил за тенями. Моя тень падает впереди меня, а сейчас утро, всякий,кто зайдет сзади...

Он так и не понял, деревенский увалень в кольчуге и сдобротным топором, а я, увидев как за спиной вырастает черная и длинная с утратень, дождался нужного мгновения и резко ударил, не глядя, кулаком себе заспину.

Стиснутые пальцы угодили словно в ком сырой глины с тонкимирыбьими хрящами. Все услышали хруст, а я, не поворачиваясь, все так же холодносмотрел в лицо герцогу.

Воевода наконец оторвался от убитого, поднял голову. К лицуприлила тяжелая кровь, глаза побагровели. Непонимающе посмотрел мне за спину,сказал хмуро:

– Убит мифрильским кинжалом. Очень умело. Монтимер былопытным воином, но он не успел даже пикнуть.

Герцог сказал уже тише, в глазах змеилась ненависть:

– Я знаю, это варвар. Он убил его за этот плащ.

– Или потому, – угодливо добавил кто-то из воинов,явно мечтающих о месте Монтимера, – что устрашился открытой схватки сМонтимером. Убил подло, во сне!

Воевода поморщился:

– Я ничего не знаю про плащ. Но вы в самом делесчитаете, что варвар способен на такое?

Воины переглядывались. Один, массивный медведистый ветеран,посмотрел на меня исподлобья с откровенно враждебностью, пробасил:

– Я... не считаю. Ударить так умело и точно надо уметь.А этот... гм... этот бык и мечом вряд ли. Ему и меч даден зазря. Дубину илимолот разве что...

Еще один опустился на корточки и пощупал пальцами засохшуюкровь, признал:

– Да, умело. Умер сразу. Рука поставлена мастером.

Меня осматривали все еще враждебно, но уже не как убийцу.Герцог ощутил перемену, его перекосило, едва не зашипел как змея, бледное лицопошло лиловыми пятнами.

– Но вчера у них была ссора!

Воевода покачал головой:

– Ваша светлость, я ничего не имею против того, что выготовы убить нашего проводника... Это ваше дело. Но если убьете как убийцуМонтомера, то тем самым позволите настоящему убийце остаться непойманным! А ктознает, кого убьет следующим?

Воины бурчали, уже в нерешительности, поглядывали то нагерцога, то на воеводу. Шрамолицый ветеран пробурчал:

– Ваша светлость, убил не варвар. Если бы ударил он,здесь бы с верхушек деревьев кровь капала! И разрубил бы пополам, а не таквот... Рука поставлена в Артании, вот что скажу. Но кинжал мифрильский, а такиху нас немного. У меня, к примеру, нет вовсе, я небогат, а вот сытые куявы непользуются из-за вражды к богине Охлептины, покровительнице мифрильских шахт.Однако, я бы сказал, что убийца прожил среди нас не меньше года... Вон какойкосой надрез, когда тянул лезвие обратно... И не вытер сразу, видите паракапель крови на листьях? Ни один артанец такую небрежность себе не позволит...разве что поживет с нами, освинеет, мыться перестанет, или вон как вы, вашасветлость, с крыльца мочиться...

Герцог поморщился, в сторонке уже появилась принцесса иприслушивалась, прервал резко:

– Ладно! Оставим до выяснения. Если до следующей ночине успеем добраться, то стражу выставим двойную.

Воевода согласился:

– Да, двоих зарезать чуть труднее.

Когда мы возвращались к своим коням, воевода широкоулыбался, что-то мурлыкал под нос. Я хмуро поправил седло, вставил ногу встремя. и тут перехватил пристальный взгляд. Воевода снова широко улыбнулся,украдкой показал мне большой палец.

– Спасибо, – поблагодарил я, – но за что?

– За этого, – сообщил он заговорщицкимшепотом. – Я его тоже не любил.

– Э... кого?

– Да этого Монтомера. Он все лез поперек... все торопилгерцога, чтобы тот поскорее меня на конюшню, а водить войска ему. Молод щенок,но самоуверен.

– Спасибо,, – пробормотал я, – но всеполучилось случайно.

Он осторожно огляделся по сторонам, никто ли не слышит,сказал еще тише:

– Да понимаю, понимаю. Я сам люблю хорошо сработанныеслучайности. Но каков ход, каков ход! Сразу двух зайцев.

Я сказал с раздражением:

– Да ничего я не подстраивал! Все нечаянно. Какой изменя к черту подстраиватель?

Он оглядел меня с головы до ног, на них в глазах мелькнулосомнение, слишком широки плечи и мускулист для умного, затем понимающеулыбнулся:

– Все-все, молчу. Одно знаю, даже орки не доверят вестивойска кому попало. А самый во главе... гм... если он просто самый сильный... Яслыхивал, что и какие-то победы были...

Он выставил ладони, попятился, потому что я уже побагровел,достали меня этими орками.

В полдень остановились на отдых. Солнце жгло, в такую жарувообще-то едут ночами, но ночами, здесь, говорят, появляются неведомые существа,так что по желанию принцессы и повелению герцога мы трижды в деньостанавливались, давая отдых конях, пережидая жару.