Сингомэйкеры - Юрий Никитин

В коридоре меня нагнали двое из новеньких сотрудников,Чернов и Уваров, я слышал топот, но оборачиваться не стал, а Чернов забежалвперед и сказал просяще:

— Евгений Валентинович, нам спущен план снизитьнапряженность среди молодежных групп Москвы на три процента, а мы набралитолько два с половиной!

— И что? — огрызнулся я, еще чувствуя унижение отразговора с более продвинутыми, чем я, товарищами по организации.

Уваров молчал и смотрел на меня с надеждой, а Чернов сказалзаискивающе:

— Говорят, вы просто гений по молниеносномупридумыванию вариантов!

— Ну да, — сказал я саркастически, — толькоэти варианты чаще бьют меня по морде…

— Ну, а сейчас ударят нас, — сказал он сготовностью.

Я пожал плечами.

— Ладно, попробуйте пропихнуть законопроект насчетснижения возрастного ценза для голосования.

Чернов удивился:

— Куда уж снижать, если сейчас шестнадцатилетниесопляки уже решают, кому быть президентом?

— А что шестнадцатилетние? Сейчас и двадцатилетниетакие же… ну, пусть не круглые идиоты, но пока еще у них нет мудрости и опыта,чтобы понимать, что для страны лучше, а что хуже.

— Так зачем же?

— Тинейджеры полагают, — объяснил я, — чтовсе уже знают и что судить могут обо всем. Мол, ума и мудрости уже хватает. Небудем спорить, подтвердим! Зато у них накал политических страстей снизится…дай-ка подсчитаю… ага, на целых два с половиной процента!

Чернов спросил с недоверием и надеждой:

— Так много?

— Проверь, — предложил я.

Он покачал головой.

— Нет-нет, верю. Говорят, ваша интуиция точнее любыхрасчетов. Что ж, иногда и полпроцента спасают от социального взрыва, а два споловиной… гм…

А Уваров сказал осторожно:

— Возрастной ценз и так весьма низок, вы абсолютноправы. Не вызовет ли это негативную реакцию в обществе? Будет похоже накарикатуру, если на избирательные участки придут четырнадцатилетние молокососы.

Они смотрели все-таки с надеждой, как на спасителя.

— Во-первых, — объяснил я, — как я ужесказал, сами молокососы уверены, что могут даже править страной, а не толькоправильно выбирать президента. Во-вторых, я заготовил доводы о все более раннемсозревании европейцев. Даже в школу идут не с семи-восьми лет, как раньше, ауже с пяти. Трахаться начинают тоже не с восемнадцати, а уже в средних классахшколы, а самое главное… это в-третьих, что всем такие вопросы по фигу, мирсейчас сходит с ума: до чемпионата мира по футболу всего-навсего полторамесяца! Все страсти кипят только из-за футбола. Сейчас можно в любой странепровести любой закон. Вообще приходи и бери всех голыми руками…

Чернов задумался, а Уваров заговорил торопливо:

— Евгений Валентинович, вы абсолютно правы.Законопроект сработает, если его пропихнуть. Большое… нет, просто огромнейшееспасибо! Вы просто спасли наши шкуры.

— Спасибо, — сказал и Чернов.

Из офиса я вышел на этот раз с чувством, как говорят,глубокого удовлетворения. Во всяком случае, настроение улучшилось весьма ивесьма. Правда, когда пересекал тротуар от подъезда к моему припаркованномуавто, ощутил, что насчет удовлетворения еще в одной области я весьма отстал,задолжал своему холимому ныне организму.

Жара, мясной обед со специями, снова в эту жару — таквот-вот взорвусь от переполнения гормонами, если не испытаю это самое чувствоглубокого удовлетворения.

Из норы метро с потоком прибывших пассажиров вынырнула ихорошенькая девушка с чистым одухотворенным лицом, почти без косметики, скрохотной красной сумочкой через плечо.

На ходу взглянула на часики, а я и так знаю, что без десятиминут восемь, в это время обычно назначают свидание у памятника Пушкину, а онане рассчитала и прибыла чуть раньше, такое бывает, если, кроме метро,добираешься еще и на автобусе или троллейбусе,

Она замедляла шаг, уже осматриваясь в поисках свободнойлавочки, где будет терпеливо ждать, наши пути пересекаются под углом вдевяносто градусов, даже не взглянула на меня, лишь остановилась, давая пройти,чересчур выгляжу напористым, а я улыбнулся и сказал ей почти шепотом:

— Сто долларов за минет вон в том авто, хорошо?

Она в негодовании посмотрела мне в глаза, затем бросилавзгляд на машину.

— Это вон та, с темными стеклами?

— Да, — сказал я.

— У меня не больше десяти минут, — предупредилаона все еще с холодком.

— Пяти хватит, — заверил я.

К машине она прошла, настороженно оглядываясь и делая вид,что идет мимо. Я открыл левую дверцу, девушка скользнула на сиденье, я обошелмашину и сел за руль.

Сказать, что уложился в пять минут, — признать, что нетак уж и приспичило. Уложился в минуту, а пока она вытирала рот и подкрашивалагубы, я вытащил две сотенные.

— Держи. Здесь и бонус. Ты мне здорово помогла.

Она взяла деньги, улыбнулась.

— Спасибо, ты очень щедрый.

Но, прежде чем выйти, она быстро стрельнула глазами на людейвокруг памятника, на выходящих из метро, лишь потом выскользнула из машины.

Поток по Тверской плотнее плотного, я подавал машину назадпо миллиметру, всякий раз ожидая, что вот-вот заденут, и, когда наконец получилпространство для выезда, успел увидеть, как из метро вышел парень с букетомцветов, а девушка с красной сумочкой ликующе бросилась ему на шею.

Я вклинился в поток, мозг в самом деле чист и ясен,освободившись от волн бьющих в него сексуальных требований, снова готовработать, работать, работать с удвоенной энергией. Девчонка тоже счастлива,получив двести долларов за минуту помощи незнакомому мужчине, в то время какэта услуга стоит от силы двадцать долларов, и вообще хороший мир создаем, схорошими правилами и человечным отношением друг к другу!

Сегодня мне в очередной раз положили распечатки с графикамии показателями, которых мир достигнет к 2050 году. Их много, по разным отраслямэкономики, по биржевым показателям и пр., пр., пр. Эти данные регулярнопубликуют в солидных изданиях, откуда они перекочевывают в газеты и нателевидение, их помещают в инете, обсуждают видные экономисты.

Когда раньше попадались на глаза, я смутно чувствовал некуюнеправильность, но работы всегда выше головы, да и мое дело задавать векторразвития, а подсчитывание, когда и сколько будет произведено, добыто илипотрачено, — занятие для математиков. Вот только хоть и не математик, ночувствую некую и очень большую неправду.