Придон - Юрий Никитин

– Зачем?

– Потому что это теперь мой конь, – объявилвсадник. – А ты…

Страшная ярость ударила в голову так внезапно, что он толькои успел понять, что пальцы судорожно сжались на рукояти топора. Остро блеснуложелезо. Послышался вскрик, полоса стали разрубила сочное молодое мясо, рассеклакости, жилы, суставы, тут же топор метнуло чуть влево, кисть тряхнуло, всадникнаклонился на конскую гриву, а голова скатилась на землю.

Первый всадник уже рухнул с седла жутко разрубленной надвоетушей. Третий испуганно подал коня назад, лицо стало как у мертвеца, в глазахпоявился дикий страх.

– Придон?.. Сам Придон?..

Толокно трясся в сторонке. Придон нагнулся, вытер лезвие ободежду убитого, а когда чистое лезвие скрылось в ременных ножнах, сказал уже сконтролируемой яростью:

– Теперь запомните.

На шум схватки примчались еще пятеро. Вряд ли кто из нихвидел его в лицо, да и знаков вождя Придон не носил на себе, а если и узналиего, то только по этим страшным ударам да по внезапной ярости.

Толокно рухнул на колени.

– Мой господин! Прости, что сразу не распознал твоюбожественную природу под личиной простого охотника…

– Иди, – велел Придон. – Беги в своюпроклятую Куябу!.. Здесь тебя никто не тронет. Можешь взять в этом селении едына дорогу. Все равно я приду в Куябу и разрушу всю вашу проклятую державу.

Толокно поклонился, попятился и неслышной тенью скользнулвдоль домов. Придон бросил всадникам:

– Чей отряд? Пошлите вестника к Аснерду, что я вышелсюда… после охоты.

Небо уже темнело, а на черной, как уголь, земле цвелистрашные цветы… нет, это всего лишь костры, но до самого края земли, и страхпробежал между лопатками. Эту силу привел с собой он, Придон, обезумевший отстрасти…

Конь повеселел, ощутив запахи огромного войска, скоро отдых,под копытами застучала сухая утоптанная земля, по бокам канавки для отводаводы. Та самая широкая куявская дорога, по которой в Куябу он ехал с Аснердом,Вяземайтом, Скиллом и сыновьями Аснерда: Олексой и Туром. Дорога тогда была непросто оживленной, нескончаемым потоком тянулись подводы в обе стороны, пахлохлебом, рыбой, пряностями. Сейчас дорога опустела, зато по обе стороны тянутсяподсвеченные снизу огнем костров столбы и виселицы. На столбах распяты мужчины,женщины, даже дети, а на виселицах болтаются в петлях недавно повешенные. Спронзительными криками мечутся какие-то странные ночные птицы, садятся натрупы, те раскачиваются, пугая, но кое-где повешенные уже смотрят пустымиглазницами.

У распятых еще днем вороны выклевали глаза, сейчас в темнотечто-то шевелится, раздирает плоть, ломает черепа, добираясь до сладкого мозга.В воздухе сильный запах гари. По обе стороны развалины, среди черного пепелищаподнимаются остовы каменных очагов, идолы из камня. Огонь не пощадил даже сады,в воздухе кисло-сладкий аромат печеных яблок.

Навстречу выехал Аснерд, вгляделся с тревогой.

– Ничего не случилось?

– Да так, – ответил Придон неопределенно. –Благородное искусство охоты.

Костры светили Аснерду в спину, Придон не видел его лица,только уловил сильнейшее недоумение в голосе:

– Охоты?

– Да, – ответил Придон. – А что? Я не могупозабавиться охотой?

Огромная темная голова качнулась из стороны в сторону.

– Ты? Охотой? Позабавиться?.. Ну и слова… Придон, тебяв лесу не подменили?

– Все может быть, – ответил Придонсуховато. – Я уже не знаю, какой я настоящий. А что так много шалашей?

Аснерд проследил за взглядом Придона, лицо старогополководца не дрогнуло, прорычал медленно и неспешно:

– Народ устраивается на отдых… Стоит ли?

Придон вспыхнул:

– Какой отдых?

– Да так, я только сообщил…

– Смеешься? Созови военачальников ко мне в шатер. А сутра выступаем на Куябу!

Аснерд кивнул, голос в темноте прогудел мощно иуспокаивающе:

– Нет, вроде не подменили.

* * *

Теперь уже ничто не загораживало дорогу к стольному граду, авсякие мелкие города, коих в Куявии видимо-невидимо, уже не помеха.

Эти земли еще не знали такого стремительного передвиженияконных масс, а орлы и пролетающие в тех краях драконы видели, как земля внизуструится и колышется, словно двигаются мириады переселяющихся мышей, что вдругпокинули свои места и перебираются на новые.

В Куявии больше лесов, гор и рек, чем в Артании, но армия,разбившись на десятки, сотни, а затем и тысячи отрядов, двигалась с той жескоростью, словно мчалась по ровной, как стол, степи. Впереди неслись удальцы,которые уже побывали в этих краях, по их указке войска с разбегу переправлялисьчерез реки по удобным бродам, проходили по прямой, заранее минуя леса,неожиданно оказывались перед городами, а в иные так и вовсе врывались черезраспахнутые ворота раньше, чем стражи спохватывались.

По строжайшему наказу Придона в таких городах больше непозволялись бесчинства, и воодушевленные куявы начали охотно помогатьзахватчикам, указывали дороги, склады. Появились слухи, что многие из куявскойбедноты грабят богатые дома сбежавших вотчинников, а затем, хмелея отбезнаказанности, мстительно сжигают эти роскошные загородные дворцы. Такиеслухи летели впереди артанского войска, и беднота в самом деле сперва грабилаоставленные дома, а там было что грабить, ибо беры зачастую успевали отправитьтолько семьи, а сами слишком долго увязывали ценности, а потом и вовсе нападалина богатые особняки, где вырезали обитателей, не щадя ни хозяев, ни их слуг.

Страшный удар потряс Куявию, что уже много веков привыкласчитать себя несокрушимой. Куявская армия перестала существовать, самыеименитые полководцы в плену, чернь ощутила полную свободу и учиняет неслыханныезверства над теми, перед кем вчера лебезила и кому униженно кланялась. Города вогне, села в огне, уцелевшие люди бегут в леса и живут там, как звери, нападаядруг на друга. Уже и самые мирные и добропорядочные, охмелев от безнаказанностии безнадзорности, творили неслыханные злодейства, убивали и даже истязализахваченных, упиваясь свободой творить зло.

Если раньше перед бером и даже беричем всяк ломал шапку инизко кланялся, то сейчас даже самый уважаемый бер не мог пройти по улице,чтобы кто-то не бросил в спину дерзкое слово, а если не окажется с беромнадежной охраны, то могут и напасть, сорвать богатую одежду, а самого бераизбить, а то и вовсе убить. Исчезло уважение перед знатным, перед старшим, дажеперед родителями и наставниками. Всяк свои желания ставил превыше всех, аотсюда по стране покатились убийства, грабежи, поджоги, измены и вероломство.