Седьмая ложь - Элизабет Кей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты позвонишь моей маме? – попросила она.
Эта просьба стала для меня неожиданностью.
– Что? – переспросила я. – Зачем?
– Может, она захочет присутствовать? Ну или хотя бы быть в курсе того, что происходит.
– Ладно, – сказала я. – Ты точно этого хочешь?
Она кивнула.
– Ну, тогда хорошо.
Я вышла в прихожую, некоторое время постояла там, потом поправила пальто на вешалке и ногой загнала какое-то перышко в щель между полом и плинтусом и лишь после этого набрала номер матери Марни и с облегчением выдохнула, когда та не взяла трубку. Я оставила ей короткое и бессвязное голосовое сообщение, из которого она, скорее всего, все равно ничего толком не поняла бы, и несколько минут спустя вернулась в комнату.
К полудню схватки у Марни стали повторяться через три минуты, и я вызвала такси, чтобы ехать в больницу. Она переоделась в легкое летнее платье. Во всем остальном ей было слишком жарко и неудобно. Мы сидели рядышком на заднем сиденье, и, когда машина подпрыгивала на ухабах, Марни постанывала с закрытыми глазами, как будто в темноте легче было переносить боль.
В больнице Марни, отметившись у стойки регистрации, проковыляла к лифту. Мы добрались до родильного отделения, и я удивилась, глядя вокруг. Вроде бы все приметы обычной больницы были налицо: белые стены, кафельный пол и неистребимый запах дезинфекции, – и тем не менее что-то неуловимо отличалось. Другое освещение? Улыбки медсестер в пастельной униформе? Не знаю, в чем причина, но общая атмосфера здесь была куда менее гнетущей.
По пути сюда мы видели множество больных; по больничным коридорам везли пожилых женщин, похожих на привидения и казавшихся крошечными на своих каталках. Тут же все пациентки были с огромными животами, покрытые испариной и в буквальном смысле лопающиеся от жизни.
Улыбающаяся акушерка в бело-голубой форме отвела нас в боковую комнатку.
– Ну вот, милая, – сказала она. – Вы тут пока располагайтесь, а я загляну к вам через пять минут.
Марни вцепилась в спинку кровати и принялась покачиваться из стороны в стороны, надув щеки и снова закрыв глаза.
– Ты побудешь со мной? – прошептала она. – Пока все не кончится? Пока ребенок не появится на свет?
– Ну конечно, – сказала я. – Конечно же я побуду с тобой.
Что за вопрос – куда бы я от нее делась?
Одри Грегори-Смит появилась на свет в семь часов десять минут вечера двадцать четвертого апреля. Она была маленькая и сердитая, с крохотным красным личиком и опухшими, плотно зажмуренными веками, стиснутыми почти так же крепко, как и ее кулачки. У нее были реденькие светлые волосики, складчатые локти, колени и пальчики и похожий на розовый бутон недовольный ротик.
Марни прижимала свою новорожденную дочку к груди, разрываясь между радостью и паникой, твердя, что ей сейчас, кажется, станет плохо и что она может уронить малышку, а потом вдруг неожиданно закричала:
– Эй! Кто тут за все отвечает?
Я накрыла ее руку своей:
– Ты. – Мне не хотелось ее пугать, но ведь это же была правда. – Ты теперь за все отвечаешь.
– Вот черт! – отозвалась она, потом ошалело улыбнулась. – М-да, кажется, у нас проблема. – И немедленно разрыдалась.
Я принялась гладить ее по голове, утешая.
– Где моя мама? Она уже едет? – вскинула на меня глаза Марни.
– Я не знаю, – отозвалась я.
Я считала, что ее мать не заслуживала того, чтобы присутствовать при таком важном моменте.
– Ты же позвонила ей, да? – заволновалась Марни.
– Да, – заверила ее я.
– Точно? – переспросила она.
– Абсолютно, – кивнула я.
– И она сказала, что приедет?
– Не совсем, – ответила я. – Она не взяла трубку. Я оставила ей сообщение. Думаю, она уже должна была его прослушать. Я не хотела тебя волновать. Думала, она приедет прямо в больницу. Но наверное… Давай я позвоню ей прямо сейчас? Сообщу хорошую новость.
– Нет, – сказала Марни. – Не надо.
Это был именно тот ответ, на который я надеялась. Потому что в такой момент рядом с малышкой должны были находиться только самые близкие люди.
Марни оставили в больнице до утра, так что домой я поехала одна. Пока такси везло меня по узким улочкам, я размышляла о том, как сильно все переменилось за этот один-единственный день. Такие поворотные дни должны случаться в жизни разных людей постоянно. Я думала, что такие дни – знаменательные дни – это узловые точки, которые определяют судьбу: ты кого-то обретаешь или, наоборот, теряешь. У меня голова шла кругом, оттого что жизнь открыла передо мной новые возможности и круто поменяла русло, когда в ней появился этот новый человечек.
Накануне я выскочила из дому очень рано и не раздвинула занавески, поэтому в квартире было темно. Я немедленно заметила красную кнопку, мигающую на телефоне, – сообщение на автоответчике – и пошарила по стене, нащупывая выключатель.
Несколькими неделями ранее я воткнула стационарный телефон обратно в розетку и обнаружила на автоответчике все до единого сообщения, оставленные за то время, что телефон был отключен. Некоторые из них я даже прослушала: это были голоса из другого мира, из прошлого, когда наша новорожденная еще не появилась на свет. Но потом в сообщениях замелькали вопросы – про Джонатана, про Чарльза, – так что я просто все стерла.
Я нажала на мигающий треугольничек.
– У вас – одно – новое сообщение, – произнес механический женский голос. – Получено – сегодня в – двадцать – два – часа – двадцать – три – минуты.
– Привет, – послышался другой женский голос, на сей раз человеческий. Он эхом заметался по коридору, отскакивая от стен. – Думаю, вам небезынтересно будет узнать: я проверяю все, что вы сказали, и все, что произошло. – Голос у нее был глуховатый и хриплый. – И знаете, обнаруживаются очень интересные вещи. Я чувствую, что там была какая-то история – причем она до сих пор не закончилась, – и в конце концов я до нее доберусь. Я ее раскопаю, вот увидите.
Язык у нее заплетался, согласные звучали невнятно, а гласные протяжно, слова склеивались, как будто она весь день только и делала, что пила. Я посмотрела на часы. Было почти одиннадцать вечера.
– Ладно, не суть важно, – произнесла она. – Я знаю, что вы пробыли там больше часа. Я читала полицейский отчет: вы сказали, что ждали вашу подругу. А вам известно, что соседка из квартиры снизу будто бы слышала чьи-то крики? Так она утверждает. Это было чуть раньше, и тем не менее. Странно, если подумать. Ведь он же умер мгновенно, да? Так что времени на крики у него было не слишком много. Но это еще не все, правда? Время, которое вы провели там… Зачем кому-то нужно так долго находиться в чужом доме? А то, что произошло за неделю до этого?.. Просто прогулка под дождем? Мне слабо в это верится. Что-то тут не так, верно? Мы обе это знаем. Можете не перезванивать.