А печаль холод греет - Дайана Рофф

– Что именно? – похолодела я.

Мне не хотелось смотреть на его ожоги, но пришлось: Ченс снял с себя толстовку и оголил торс – красные пятна и волдыри покрывали большую часть кожи, особенно живот и нижнюю часть спины. Я заставила себя не прикрывать рот от ужаса – это выглядело страшно.

Очень страшно.

Страшно осознавать, что творила с моим другом болезнь.

Страшно осознавать, что со мной творилось почти то же самое, но в меньшей степени.

Страшно осознавать, что волосы окрашивались в пепельный цвет не из-за старости, а из-за смертельного вируса.

Страшно осознавать, что смерть была так близка, а её цель так и маячила перед глазами – стоит всего лишь хорошенько взмахнуть косой и…

– Когда ты успел? – задала я вопрос быстрее, чем жуткая мысль сформулировалась бы до конца.

Вместо того, чтобы хоть как-то стать серьёзнее, Ченс лишь широко улыбнулся, поправляя свою красную шапку, сползшую на лоб.

– Да так, тут подрался с одним чуваком и слишком сильно разозлился, как видишь. Но самом деле, мне понравилось гореть как Человек-Факел! Помнишь, я тебе говорил, что хотел бы так? Вот видишь, моё желание сбылось!

И он довольно облизал обкусанные губы, внимательно следя за тем, как я ему осторожно натирала ожоги мазью, а тот даже не морщился от боли, тогда как мне хотелось скорчить печальную мину. Я прекрасно помнила тот наш ночной разговор среди снежных тёмных улиц Колдстрейна. Я помнила холод, прекрасно помнила равнодушие Ричелл, прекрасно помнила вспышки смеха Ченса и его печаль в глазах – и мне не хотелось это вспоминать с таким паническим ужасом и тоской в груди размером в квазар.

– Лучше бы не сбывалось, – мрачно буркнула я.

Каждое новое кольцо вокруг талии парня – как новая верёвка на шею, чтобы задушить. Стало трудно дышать, сердце хрустело от осколков, руки дрожали, боль пульсировала в венах: мне до диких рыданий не хотелось терять своего друга. Но глаза были полны лишь непролитых слез, а душа – кинутых в неё ножей. Я не давала себе сломаться, какие бы трещины во мне ни образовались после тяжёлого детства, ухода отца и смерти матери. Я – сильный воин, так просто из меня не вынуть хребет и не переломать все рёбра. Да, больно. Да, хотелось рыдать навзрыд. Да, было очень одиноко и тоскливо. Но я мужественно держалась, сжимая кулаки для защиты от новых ударов судьбы.

Но как долго мне осталось продержаться?..

– Эй, ты чего?

Ченс вдруг потрепал меня по чёрным волосам, как часто я делала с ним, и с поддержкой улыбнулся, когда я подняла на него свой тяжёлый взгляд. «А ведь мы с ним похожи, – вдруг подумала я, разглядывая его похудевшее лицо с посеревшими от болезни бровями. – Почти одинаковый цвет волос и похожие по цвету глаза – у меня насыщенно зелёные, а у него бледные, как выцветшая трава. Вот только его лицо не уродуют шрамы и не «украшают» пирсинг или кольцо в носу. У него всего лишь большое родимое пятно на шее… И он сам по себе красив».

– Да так, думаю, – пожала я плечами, закрепляя бинт булавкой.

– О том, какой я красавчик? – Ченс поиграл бровями, надевая обратно толстовку.

Я невольно усмехнулась.

– Как это ни странно, но да.

– Серьёзно? – он даже удивился. – Эй, Ричи, ты ей веришь?

Ричелл перестала стрелять по мишени, в центре которой уже проделала большую дыру, и посмотрела на нас, как на идиотов.

– Красная шапочка тоже верила бабушке, пока её не сожрал волк, – в удивительно хорошем настроении сказала она.

– Эй, не сжирай меня!

Рассмеявшись, Ченс играючи толкнул меня в плечо, будто я была виновата в том, что меня назвали волком.

– Да и не очень-то хотелось есть поджаренное мясо, – едко фыркнула я и только после этого поняла, что именно ляпнула. – Прости.

Ченс удивлённо поднял брови, посмотрел на насторожившуюся Ричелл и перевёл взгляд на меня.

– Всё хорошо, просто…

– Нет, правда, прости, – перебила я, глядя то на него, то на Ричи, и чувствую такую печаль внутри, что хотелось забиться в угол и тихо плакать, пусто смотря в одну точку. – Шутки шутками, но всё это выглядит очень плохо, жутко, страшно. И страх даже не в том, что творит с нами болезнь, а в том, что от нас скоро останется лишь пепел. Да, признаюсь, мне очень страшно вас терять, потому что… потому что вы стали для меня самыми настоящими друзьями, которых у меня раньше никогда не было. Не знаю, стали бы мы из-за вируса так дружить или нет, но я благодарна вам за то, что вы находитесь рядом со мной, когда в мире так тяжело, и мне не легче. И я рада находиться рядом с вами и поддерживать вас, ведь вы тоже потеряли своих родителей и многих других важных для себя людей. И поэтому глупые шутки и перепалки – единственное, что держит нас на плаву и не даёт думать о том, что нас всех ждёт впереди. Но как бы мы об этом ни старались не думать, всё равно всё напоминает о нашей участи, даже собственное тело. И поэтому шутить об этом не стоит, какие бы мы смелые ни были и как бы ни смеялись смерти в лицо. Она всё равно заберёт всех нас.

Я оставила их в молчании, покинув тренировочный зал. Усталость повесила верёвку на шею и давила вниз, к аду, к своим чертям, веки стали тяжёлыми, желание уснуть наклоняло меня из стороны в сторону. Хотелось сгорбиться под тяжестью навалившихся проблем, так и не решённых мною, но я не позволила себе этого сделать. Выпрямиться и пойти дальше с гордо поднятой головой – я шла по коридору как воительница, вернувшаяся с тяжёлой битвы победительницей. И весь мой вид говорил об этом: завязанные в тугой хвост чёрные волосы, нахмуренные брови, многочисленные шрамы на бледной коже, рваные джинсы, высокие сапоги, тёмный топик, показывающий мой пресс и шрам от пулевого ранения на животе, и бежевая куртка, неизменно надетая на меня, где бы я ни была и что бы ни делала. Подарок матери я теперь всегда буду носить.

– Чёрт…

Знакомый голос отвлёк меня от созерцания себя в отражении окна, который открывал вид на далёкие невероятно красивые горы со снежными шапками и хвойный густой лес, украшенный ближе к замку Элроя гирляндами, лампочками и игрушками. Всё говорило о сегодняшнем празднике и тем более сногсшибательный вид Тории: длинное синее платье в пол, идеально сочетавшееся с её голубыми волосами, убранными в сложную причёску, в меру накрашенное лицо, дорогие украшения, накрашенные ногти и с высокими каблуками туфли, которыми она пыталась сделать себя выше. Но присущая ей худоба и недавно появившаяся грусть в голубых глазах показывали, что с ней было не всё в порядке.

– Что ты делала у Филис?

Я была сильно напряжена: Тория только что вышла из комнаты Филис, которая теперь тоже жила у Элроя, как и я, и многие другие.

– А тебе-то какое дело? – с высокомерием посмотрела на меня девушка. – Не к тебе же заходила, сумасшедшая.

– Лучше бы ко мне, чем к Филис, – зло сказала я, пытаясь держать себя в руках.