Rotten. Вход воспрещен - Джон Лайдон

Иногда каким-то вещам нужен лидер, которому можно приписать все происходящее, будь то хаос или что-либо другое, неважно. Именно поэтому, возможно, все и пошло не так. Может быть, Малкольм был зол из-за того, что не он возглавлял это движение. Не стоит сбрасывать эту догадку со счетов. Я не могу придумать никаких других причин, по которым Малкольм решил все оставить и делать собственные записи. Видеть Малкольма жаждущим прославиться, как Джонни, было интересно. Когда Малкольм стал копировать Джонни, это было очень странно.

У меня есть представление о том, почему он это делал. Ему пришлось бороться. Он не мог объективно оценить обстоятельства своего детства с интеллектуальной точки зрения. Ему не хотелось иметь дела с таким большим количеством проблем. И поэтому он был таким, каким был, – просто плыл по течению.

ДЖОН ЛАЙДОН: Пресса сообщала о неприятных событиях в лондонском аэропорту Хитроу. До нашего отлета в Амстердам поступали сообщения о пьяных, заблевавших аэропорт и при этом нагло вопрошавших: «А для чего нужны пепельницы, если не плевать в них?» И действительно: плюнешь в такую пепельницу, какая-нибудь старуха оскорбляется, а вокруг уже сорок два журналиста раздувают из этого новость. Окей, хорошо, ты наблевал в аэропорту, ну и что в этом такого, почему это новость? Я никогда не хотел играть в Голландии. Голландцы были слишком уж заражены вирусом хиппи и слишком пассивны для нас. Вся наша аудитория была куда старше нас, они все выглядели, как банда каких-то мертвецов. Молодым ребятам не позволялось заходить в концертный зал, потому что концерт начинался слишком поздно. А эти вонючие ароматические палочки? Эти горящие свечи выводили меня из себя! Вообще вся их культура меня сильно поражала и даже пугала. Каждый раз, когда я туда возвращаюсь, я чувствую все то же самое.

Я предпочитал Скандинавию, потому что местные жители были жесткими и брутальными. Играть там было все равно, что отправляться с викингами за пивом. Туры в Скандинавии всегда были дикими и безумными. Толпа была молода, агрессивна и куда более весела, чем британская аудитория. Скандинавы, по крайней мере, не стояли с такими лицами, словно пришли убить нас. Именно они первыми поняли, что такое Sex Pistols. Абсолютно у всех нас до сих пор есть проблема в Лондоне с местной аудиторией. Все они одевались слишком уж модно. Ближе к северу Лондона английские дети до сих пор носили прически, напоминавшие миску для пудинга, но в Норвегии, Швеции, Финляндии и Дании у людей было много денег и правильное отношение к нам. В какой-то момент их задолбали длинные волосы, и они начали приходить на концерты и спрашивать друг друга: «Смотри, круто я обкорнался?»

Лондонцы называли такие стрижки катастрофой и говорили:

«А почему вы просто слегка не подровняете вот здесь или здесь или не начнете укладывать челку на другую сторону?» Скандинавы жили без каких-либо клише и попыток следовать определенным стереотипам. Они были сами по себе, и мне до сих пор нравится туда возвращаться. Мнение музыкальных изданий о них меня мало интересовало. Девушки были феноменальны – тебя могли тут же пригласить в баню.

Они были красивые, при этом они рушили стереотипы о том, что девушка должна выглядеть как модель.

Малкольм выехал с нами туда только один раз. Ему здесь не нравилось, потому что все это было очень далеко от фешенебельного мира Лондона. Он не мог найти здесь ничего прикольного для себя. Люди с Севера больше интересуется музыкой, в то время как он был полностью поглощен причиндалами, связанными с ней.

Начальник военной полиции в Шотландии выступил против Sex Pistols. В одной из своих речей он заявил, что в Шотландии достаточно хулиганов и не нужно импортировать их из других стран. Я всегда замечал, что те, кто обладает властью, никогда не имели прямого контакта с людьми. Поначалу все шло нормально, но как только они начинали кричать о Sex Pistols, возмущения и недовольства возрастали. После релиза God Save the Queen нас побили на улице. Это еще одна причина, по которой я стал зависать с большим количеством друзей, особенно с хулиганами. Они могли остановить это. Я физически не мог передвигаться по улице в одиночку, меня бы атаковали. Виной тому – повышенное внимание к моей персоне и весь этот ежедневный бред и тупость в газетах. Если бы я даже пустил газы, нужно было непременно показать всему миру, как именно я это делаю, находясь в Англии.

Всегда можно напороться на подобных персонажей. Толпы пьяных людей, блуждающих по улицам, которые думают, что они здесь, чтобы защищать общество. Ну вот, это и произошло. Некоторые из нападений были крайне жестокими. Меня ранили ножом прямо возле студии звукозаписи, когда я записывал альбом Bollocks, это произошло еще до того, как чертова пластинка была выпущена. Сингл был, но альбома не было. Мы пошли в паб недалеко от той самой известной площадки «Арсенала» в Хайбери, где я вырос. Кучка ублюдков просто порезала нас ножами, лезвиями, бритвами и прочим. Я был тогда с продюсером Крисом Томасом и звукоинженером. Мы успели убежать на парковку и запереться в машине. Банда разбила ветровое стекло автомобиля вдребезги. Пока мы были внутри, они били стекла. Мне приставили лезвие к ногам. На мне были брюки из толстой кожи. Я часто в них ходил. Будь моя одежда тоньше, они могли бы запросто отрезать мне ногу. Лезвие вонзилось мне в колено. Также бритва полоснула мне зону рядом с мизинцем, повредила связки на левой руке. Из-за это я больше не могу играть на гитаре. Так-то. Я не могу даже как следует сжать левый кулак. А ведь я левша. И да, полиции до этого дела не было, хотя я тогда чуть не погиб.

«Так тебе и надо!»

Спасибо большое. Я не борец. Я просто защищал себя, но я мало что мог сделать против такой артиллерии. Их было как минимум двенадцать человек, и они просто как ненормальные орали: «Мы любим нашу королеву!»

Это потрясло меня еще больше, чем ножевое ранение. Это было самое глупое, что я когда-либо слышал. Я думаю, что в ту ночь они действительно заставили ее гордиться.

БОБ ГРУЭН: В Америке, нравится тебе президент или нет, ты можешь говорить все, что, черт побери, захочешь. Я не представляю, чтобы хоть кто-нибудь в нашем коллективе или вообще в американском обществе сказал, что он ненавидит группу, потому что они оскорбили президента. Но в Англии другие музыканты действительно были оскорблены поведением Pistols. Было интересно смотреть, как эмоционально они относятся к чему-то связанному с политикой, в частности, к королеве. В Америке противоречия вызывал секс, но вовсе не политика.

Чуть позже Pistols стало уже совсем невозможно просто пойти куда-то выпить в бар или погулять по каким-то улицам типа Кингс Роуд, Лэдброк Грув, или по другим территориям, где можно было встретить музыкантов. Также нас критиковали так называемые длинноволосые бунтари из других коллективов, те самые крутые протестующие группы. Они все готовы были передохнуть, защищая королеву и британский флаг. Они так яростно отстаивали свои права и все то, что их угнетало всю жизнь. Pistols совершенно четко дали понять, что не нужно бить кого-то по зубам и принимать все это и дальше. Мы хотели снять пелену с глаз и посмотреть объективно и трезво на все творившееся вокруг нас беспросветное дерьмо. Физическое насилие, которому подвергались Pistols, было довольно редким явлением. Я не думаю, что на этой планете была еще хоть одна группа, которая бы получила столько внимания. Однако, откровенно говоря, я тоже был не особо счастлив, потому что ножевое ранение – это как минимум больно.