Тайна дома Морелли - Маленка Рамос

– У вас красивые волосы, – сказала она с явным французским акцентом.

Пэтси собиралась что-то ответить незнакомке, но слова застряли в горле, и она только улыбалась. Женщина протянула руку и коснулась одного из ее светлых локонов. Смуглое запястье, унизанное браслетами. На вид женщине было больше сорока.

– Мне надо идти, – сказала Пэтси. Почему-то она боялась незнакомой женщины.

– Будьте осторожны. Жалко лишиться таких чудесных волос.

– Мне пора домой. Доброй ночи.

Женщина на прощание помахала рукой, и Пэтси продолжила путь, пока не добралась до дома. Она вошла в гостиную, поднялась на верхний этаж, села напротив зеркала и некоторое время рассматривала свое отражение. Сняла резинку, стягивающую ее длинную гриву, взяла ножницы и принялась ее кромсать. Сперва один завиток, затем другой. Вот она ухватила целую прядь и резанула по диагонали, приговаривая: «У вас красивые волосы. Очень красивые волосы. Будьте осторожны. Будьте осторожны. Волосы. Волосы. Волосы».

Пэтси вытерла со лба пот. Ну и жуть! Она заметила, что у нее на животе, в районе желудка, что-то поблескивает. Серебристое пятнышко, довольно увесистое. Его не должно там быть. Она в страхе ощупала свой живот: запутавшиеся в одеяле парикмахерские ножницы. Пэтси рывком уселась на кровати. Дрожащими руками ощупала голову и в ужасе вскрикнула: волос не было. Ее роскошная светлая шевелюра исчезла, а одеяло усыпано завитками волос, словно труп – погребальными цветами. Пэтси отрезала их во сне!

Она вскочила, посмотрела на себя в зеркало. Руки у нее задрожали. Это было невероятно. Просто ужас какой-то! Она тихонько вскрикивала, ощупывая голову и подбирая светлые завитки, рассыпанные по простыне, одеялу, полу.

«Я во сне отрезала себе волосы! Что я наделала? Что, что я натворила???» – спрашивала она себя.

К крикам Пэтси добавились вопли ее подруги Роуз Бейкер – учительницы, матери двух дочерей, проживавшей через семь домов от пострадавшей. Как раз в этот миг Роуз спустилась в кухню. Никакой скрипки слышно не было. Всего несколько минут назад она мирно спала рядом со своим мужем, как вдруг на лестнице, ведущей вниз, послышались приближающиеся шаги. Должно быть, дочки проснулись посреди ночи и принялись бегать по дому. Дилан, ее супруг, конечно же, ничего не слышал: когда раздались шаги, звук беготни и скрип деревянных ступеней, он храпел, как трактор. Роуз надела тапочки, накинула шелковый халат, вышла из спальни и заглянула в комнату дочек, собираясь им что-то сказать, но те крепко спали. Где-то снова послышался грохот. Она вздрогнула. Выглянула на лестницу, спустилась на несколько ступеней вниз. Черт побери, а? Если они не закрыли с вечера лаз для кошек и в кухню залез енот, она прибьет Дилана и накажет девочек до самого совершеннолетия. Войдя в кухню, Роуз не только тряслась всем телом, но и зубы у нее во рту отбивали дробь. Ни дать ни взять, форменный маракас! Она ненавидела енотов всей душой. Эти твари агрессивны, поэтому она на всякий случай схватила стоявшую за дверью швабру и двинулась вдоль стены, то и дело натыкаясь в сумерках на рассыпанные коробочки со специями, разбитые стаканы и столовые приборы, валявшиеся по всей кухне. Еще один сухой удар – на этот раз хлопнула дверь у нее за спиной – заставил резко остановиться. Нет, никакой это не енот. Она вздрогнула всем телом: лежащая на полу бесформенная тень двинулась в ее сторону. Сжимая в руке швабру, Роуз попятилась, натыкаясь на предметы, которые с такой осторожностью обходила всего несколько секунд назад. То, что на нее надвигалось, имело руки и ноги. То, что на нее надвигалось, имело зубы и когти. Она споткнулась о банку с макаронами, повалилась ничком, но все равно кое-как продолжила отступление. Однако штука, которая на нее надвигалась, явно была проворнее. Наконец Роуз уперлась спиной в буфет с закрытыми дверцами. Она потыкала впереди себя шваброй, как копьем. Штука оказалась прямо напротив ее лица. Не выдержав, Роуз завопила от ужаса. Существо с черными глазами, фиолетовыми губами и вздернутым носом одновременно с ней разинуло рот и испустило вопль. Шея существа вытянулась, физиономия прижалась к лицу Роуз, а пасть опять распахнулась, да так широко, что казалось, тварь вот-вот вывихнет себе челюсти. Но этого Роуз уже не видела. Она рухнула без сознания прямо на килограмм рассыпанного риса, а сверху на нее свалились две банки йогурта.

Когда Роуз отключилась, часы показывали половину шестого утра. В это время, как и в любое другое утро, Молоски прибыл к себе на заправку, а Мелиса открыла кафе. Через полчаса фуры дальнобойщиков, направлявшиеся в Портленд, Такому и Сиэтл по федеральной трассе номер пять, пролегающей между Сан-Диего, Сакраменто и Лос-Анджелесом, начнут подтягиваться за столики, чтобы позавтракать после четырех часов пути.

Молоски вылез из «Бьюика», вошел в кафе и поприветствовал Мелису, которая в этот момент как раз заправляла волосы под свою неизменную розовую шапочку мороженщицы. Она затянула передник и аккуратно поправила бейджик с именем-фамилией.

– Доброе утро, Морли, – сказала она, наливая кофе. – Тебе с молоком или без?

Старик вытащил изо рта зубочистку и устроился на одном из крутящихся табуретов у барной стойки.

– С молоком, – ответил он. – Ты слышала музыку?

– Какую музыку?

Молоски кивнул на окно.

– Которая пиликает на весь город. По-моему, это скрипка. Я ее слышал из дома. И сейчас, когда вылезал из машины, тоже.

Мелиса нахмурила брови и отрицательно помотала головой.

– Не слышу я никакой скрипки. Кстати, Морли, мне тут рассказали, что ты попал в переделку сегодня ночью в баре у Лоретты.

Молоски пощелкал языком и кивнул, поднеся чашку к губам.

– Глупости…

– Ясно. Хочешь пончик?

– Спасибо, не надо.

Еще не рассвело, и лужи, собравшиеся в колеях, оставленных тяжелыми фурами, покрылись тоненькой корочкой льда.

– Сегодня хоронят Патрика и Брэди, – пробормотала Мелиса с печалью в голосе. – Бедные парни. Им не повезло.

Она бросила поверх фритюрницы полный сочувствия взгляд, размышляя о несчастных парнях и их судьбе.

– Да, очень жаль.

– Вчера вечером я говорила с их родственниками, – продолжала она. – На похороны пойти не смогу, вот и решила хотя бы выразить соболезнования. И Грантам, и Роузам. Черт подери, Морли, ты и не представляешь, как рыдали бедные матери.

– Такое впечатление, что нас сглазили, – заметил Молоски. – Сперва Лоррейн, потом эти парни. А Томми Нортон в клинике доктора Фостера.

Мелиса посмотрела на Молоски с любопытством. В руке она сжимала шумовку, которой ловко переворачивала пару десятков жарящихся оладий.

– Томми? С какой стати он попал в клинику?

– Я вчера встретил Бобби, хозяина «Коконута», – продолжал Молоски. – Он видел, как доктор Фостер, Элен и Ларк вели Томми в клинику. Тот был явно не в себе. Шатался как пьяный. И бредил. Бобби расспросил Элен, когда та возвращалась в участок. У парня посттравматический стресс, что меня лично не удивляет. Томми долго служил в Афганистане, вернулся не так давно. А оттуда нормальными не возвращаются. Рано или поздно это дело сказывается. Наша страна объявляет тебя героем. Но кладбища и психиатрички набиты как раз такими героями. Отправляешься в ад, мечтая послужить родине, а возвращаешься законченным психом. Этот ад они притаскивают с войны, и потихоньку он их сжирает. Эй, у тебя оладьи сейчас сгорят.