Краткая история Японии - Джон Г. Кайгер

Целью кабуки было развлекать публику и доставлять ей как можно больше удовольствия. Музыканты с трещотками, барабанами, флейтами и трехструнными сямисэнами[133]обеспечивали пьесам разнообразный аккомпанемент, иногда дополнявшийся вокальным речитативом. Здания постоянных театров были большими, довольно роскошными, с широкой сценой и поворотным кругом, вращение которого позволяло быстро менять обстановку или показывать две отдельные части спектакля одновременно. От левого края сцены до конца зрительного зала тянулся длинный помост — по нему актеры в важные, ключевые моменты входили и уходили. Главное преимущество театра кабуки заключалось в его визуальной привлекательности. Сложные декорации, костюмы и грим в сочетании с языком поз (миэ) актеров гарантировали великолепное, захватывающее зрелище, с подтекстом почти чувственного возбуждения. Этот живой эффект достигался за счет стиля игры, основанного в значительной степени на высоком мастерстве исполнения, которое требовало многолетнего обучения и практики. Тикамацу, кстати, часто писал свои пьесы в расчете на возможности конкретного актера.

Полный репертуар Тикамацу составляет около 130 пьес, которые делятся на три категории: исторические, бытовые и о самоубийстве влюбленных. Бытовые пьесы более реалистичны, чем исторические, но самыми выдающимися были пьесы о самоубийстве влюбленных (синдзю-моно), в которых обычно действует немного персонажей, а история завершается в три действия. Неизменная тема таких драм — несчастная любовь, и, как в классической трагедии, главные герои в них неуклонно двигаются к гибели. На сцене нет королей и королев, благородных господ и дам, а также других привычных героев. Их место занимают лавочники и их жены, мелкие служащие, разъездные торговцы, служанки и проститутки, самураи невысокого ранга и члены их семей.

Как часто отмечают, в основе многих произведений Тикамацу лежит конфликт между чувством долга (гири) и личными чувствами человека (ниндзё). Семьянин в благополучном браке безнадежно влюблен в куртизанку… Одинокая жена самурая вступает в любовную связь, пока ее муж находится в Эдо… Девушка, чьи родители уже нашли ей жениха, отдает свое сердце другому… Во всех этих случаях герои не могут согласовать собственные чувства со своими обязательствами перед обществом. Они постепенно осознают это и, наконец, отправляются в последний путь:

Основу пьесы, несомненно, составляет конфликт между гири и ниндзё, но неверно было бы считать его уникальным свойством японского театра. Разве чувство смятения, которое испытывает Макбет, убивая Дункана, своего короля, родственника и гостя, вызвано не гири? Однако человеческие чувства (амбиции и зависимость от влияния супруги) продолжают толкать его вперед. Корделия страдала из-за того, что, будучи глубоко привязанной к отцу, была чересчур откровенной (или, как могли бы сказать японцы, имела слишком сильное чувство гири по отношению к себе) и чересчур сознательной, чтобы потворствовать его старческим капризам. Да, Тикамацу придает конфликту долга и чувств особую конфуцианскую самурайскую атмосферу, а в заботе о личной чести заходит дальше, чем большинство традиционных западных драматургов за пределами Испании. Тем не менее его этику, во всяком случае в той части, которая касается гири и ниндзё, нельзя назвать уникально японской; рассматривая людей под этим углом, он сжимает одну из главных мировых пружин трагедии, и это лишний раз подтверждает его роль как драматурга всемирного масштаба.

Сосредоточившись на гири и ниндзё, мы рискуем упустить из вида другие драматические таланты Тикамацу. Он был превосходным мастером стихотворного и прозаического слова, а его пьесы искрятся каламбурами и отсылками не только к буддийским сутрам и литературе классической, но и к той, что попроще, — популярным балладам, пословицам и т. д. Зрителям его пьес требовалось знакомство с общим политическим укладом и основными вехами истории Японии и Китая — в одной драме действие, скажем, происходит на фоне горы Коя, что сообщает происходящему атмосферу сингонских таинств, в другие пьесы он вводит элементы амидаизма. Тем не менее, если говорить о конкретной дидактической цели Тикамацу, она выдержана в духе конфуцианства. Он был человеком искусства и не позволил бы себе опуститься до откровенной пропаганды, но в своих пьесах неизменно подчеркивает значение вечных добродетелей: лояльности, сыновней почтительности и супружеской верности, а также доброжелательности и незлопамятности, но уже не столь явно.

Привлекают внимание и другие качества пьес Тикамацу. В спектаклях видна стремительная и виртуозная смена настроений — даже в самой мрачной трагедии имеются юмористические моменты. Кроме того, драматург часто изображает женщину как сильную личность и оставляет своим трагическим персонажам, особенно мужчинам, возможность для морального совершенствования. Эта разносторонность составляет основную суть драмы, и, поскольку Тикамацу также умел наполнить кульминацию пьесы подлинным пафосом, нетрудно понять, почему его называют японским Шекспиром (во всяком случае, в Стране восходящего солнца). В конечном счете, однако, он заслуживает внимания исключительно благодаря собственным достоинствам, а его произведения представляют собой «первые зрелые трагедии, написанные о простом человеке»[136].