Охотник на шпионов - Владислав Морозов

Зачем я им это приказал – сам не знаю. Хотел убедиться в том, что нежелательный свидетель мертв? Не думаю. Тем более что позднее я понял, что подобные опасения были излишни – те, кто тогда пропал без вести в этих гиблых лесах, мемуаров после себя точно не оставили. Всерьез решил спасти жизнь этому капитану? Это тоже вряд ли. Но при этом я знал, что Кюнсты с поставленной мной задачей справятся. Лишь бы в текущей шаткой диспозиции ничего не изменилось.

Но тут я тоже беспокоился зря – ни в какую атаку финны не рванули, не настолько же они дурные. Тем более, что потеря своего танка в их «домашнюю заготовку» явно не входила, и от самого этого факта вражеские командиры должны были впасть в некоторый ступор. Надо же доложить, получить новые приказы и прочее. А пока продолжился «обмен свинцовыми любезностями» в прежнем режиме ленивой перестрелки. В какой-то момент мне показалось, что финнов стало больше. Но потом в горящей «Матильде» сильно бабахнуло, и, глянув туда, я уже не увидел превратившейся из белой в черную башни танка. Рванул боекомплект? По идее, у них снаряды некрупного калибра и взорваться столь сильно они не должны. Или в дополнение к снарядам взорвалось еще и топливо? Все может быть. Так или иначе, с «Мотьки» действительно «сорвало панамку»? От взрыва, на который явно отвлеклись и финны, стрельба несколько утихла.

А потом, на сей раз откуда-то прямиком с тыла, появился Смирнов. Позади него маячил Кузнецов с винтовкой на изготовку. Быстро же они обернулись.

– Мне жаль, но ваш капитан-танкист убит наповал, – доложил Смирнов голосом реаниматолога, для которого чья-то очередная смерть всего лишь серые будни, и уточнил: – Одна из винтовочных пуль попала ему прямо в лоб.

И, словно в виде дополнительного доказательства, протянул мне массивную деревянную кобуру с чересплечным ремешком.

– Это было у него, – сказал Кюнст и добавил: – Документы я забирать не стал. Позади нас противника пока нет. Надо отходить.

Приняв принесенное, я понял, что видел такое неоднократно, но вот в руках подобные огнестрельные штучки, да еще и в полном комплекте, практически не держал. Кобура-приклад была выполнена из какого-то, несомненно, дорогого дерева и любовно отполирована. С внешней стороны в футляр кобуры была врезана то ли латунная, то ли медная (а вдруг вообще золотая?) табличка с замысловатой гравировкой: «El heroes de la batalla de Belchite». Язык испанский, все понятно. Я открыл кобуру и вытащил наружу (вокруг уже стало темнеть) вроде бы привычный тяжелый, длинноствольный «маузер». Большой, дальнобойный и многозарядный пистолет, столь полюбившийся и генералам и просто бандюкам по всему миру, от берегов Нактонгана до Гвалдаквивира. Волына, в свое время до неприличия растиражированная производителями и лицензионными подражателями и вроде бы даже побывавшая на обеих полюсах планеты, но, тем не менее, практически нигде и никогда не состоявшая на вооружении официально. В представлении людей конца XIX – начала XX века именно так должно было выглядеть идеальное оружие для состоятельного, одинокого путника (какого-нибудь рефлексирующего джентльмена-путешественника, ищущего в центре Африки очередной «затерянный мир») или ведущего собственную «тайную войну» типа (то есть шпиона, вроде сэра Лоуренса Аравийского), теоретически позволявшее ему отбиться от целой банды каких-нибудь диких и волосатых кочевников, вооруженных не слишком современными карамультуками.

Однако все-таки это был не совсем «маузер». Разглядев сбоку маркировку «Royal» patent 16561, я понял, что держу в руках испанский клон «маузера» от «Сулаика и Ко». В памяти всплыла строка из какого-то справочника – самозарядный, калибр 7,63 мм, магазин на 10 патронов.

Ну да, «капитану Брячиславцеву от благодарных испанских республиканцев». Пошел отдавать землю в Гренаде очередным крестьянам (которые, надо полагать, на эту раздачу так и не явились), а в итоге получил на память пистолетик да орден из рук дедушки Калинина, и более ничего? Хотя, если вспомнить, чем там (в Испании то есть) все в итоге закончилось, и это получается много. Кстати, что-то не видел я у товарища капитана такого ствола во время нашего недавнего разговора. Ладно, раз так, будем считать эту редкую огнестрельную дуру единственной памятью о нем. Ведь кто и как его похоронил (да и хоронили ли его вообще?), так и осталось неизвестным, да и никаких сведений, хотя бы намекающих на наличие у покойного семьи и детей я в доступных документах потом так и не обнаружил.

Здесь я поймал себя на мысли, что тупо разглядываю пистолет, в то время как вокруг идет бой и свистят пули. Еще один хренов любитель «мужских игрушек».

– Все! – скомандовал я бойцам, убирая нежданно свалившийся сувенир в кобуру и вешая сей футляр себе через плечо. – Мы сделали, что могли! Отходим! Товарищи Смирнов и Кузнецов прикрывают!

Темнеть стало совсем уж стремительно, и это очень помогло нам. В сумерках и дыму финны не сразу просекли, что мы отходим. Хотя, когда мы отошли от дороги примерно на километр, десятка полтора их солдат все-таки ломанулись преследовать нас, но Кюнсты в очередной раз остановили их убийственно точным огнем (они-то противника видели вполне отчетливо), почти мгновенно завалив четырех финских парней из числа особо горячих. В итоге финны отстали, а все наши потери свелись к одному раненому – красноармеец Бедняков таки не уберегся, и явно шальная (на прицельный выстрел это ну никак не тянуло) винтовочная пуля продырявила полу шинели, пропахав ему левое бедро. Кость, слава богу, не задело, но борозда получилась глубокая и крови вытекло довольно много.

– Слушай, друг Наф-Наф, – спросил я Смирнова (Кузнецов пошел вперед, проверять дорогу, а мы с ним сидели чуть в стороне, наблюдая за лесом, пока остальные, приглушенно матерясь и пачкаясь кровищей, мешая друг другу, торопливо и неумело перевязывали раненого бинтами из индивидуального пакета – по-моему, перевязывал в основном Натанзон, а остальные все больше смотрели). – А с чего это подбитая «Матильда» так сильно горела?

Высказав это, я кивнул в сторону все еще маячившего над дальними деревьями зарева от горящих танков.

– Забыл предупредить, командир, реакция в «Айнбрухе» идет до того момента, пока не выгорит все вещество. А учитывая, на что такой заряд реально рассчитан, в данном случае он действительно будет гореть очень долго.

– То есть, к бениной маме, проплавит танк насквозь, сквозь крышу, двигатель и днище?

– Не исключено.

После этих разъяснений мне стало понятно, что при подобном раскладе ждать появления возле сгоревшей «Матильды» какой-нибудь финско-британской ремонтной бригады с трактором или тягачом совершенно бессмысленно. Спасать или эвакуировать там будет явно нечего. А значит, идти к «логову зверя» придется по следам гусениц этого танка. Точнее сказать, поскольку Кюнсты и так прекрасно знают, куда нам идти, это будет «отмазка для читателей и телезрителей».

После окончания перевязки мы медленно двинулись дальше. Впереди топтала снег «основная группа», четыре человека из состава которой, сменяясь по очереди, тащили на закорках пятого, раненого, и пулемет ДТ. Я с Кюнстами замыкал шествие, прикрывая отход. Но финны нас больше не преследовали. Кажется, теперь им явно было чем заняться и у дороги, где бой стих совсем.