Тьма. Испытание Злом - Юлия Федотова

– А, так, значит, едите все-таки! – воскликнул Кальпурций с торжеством. – Стоило так возмущаться! Ящерица, лягушка – не одна ли тварь?!

Йорген посмотрел на него как на глупого. Вздохнул тяжело. Еще раз взглянул, снова вздохнул и снизошел наконец до объяснений:

– Да будет известно тебе, друг мой Тиилл, слывущий выходцем из просвещенной страны, что разница между названными тобой созданиям поистине огромна. На случай нужды ты должен знать. Птица по природе своей близка к зверю, поэтому ее можно есть. Лягушка близка к рыбе, поэтому ее тоже можно есть. Но ящерица стоит посредине звериного царства, она пресмыкающееся, а пресмыкающихся едят лишь те, кто молится дурным богам! Скажи, Гедвиг!

Ведьма степенно кивнула, на ее родине тоже умели понимать, что можно есть, что нельзя. Но увы – силонийца они ни в чем не убедили, и доводы, приведенные другом, он счел пустыми предрассудками.

– Пресмыкающиеся, дурные боги – где тут связь? Не понимаю!

– А тебе и не обязательно понимать, – мило улыбнулся Йорген. – Это не всем дано. Просто обещай мне, что, если тебе предложат отобедать ящерицей или змеей, ты откажешься!

И Кальпурций обещал – жалко, что ли? Он и сам, без всяких обетов, не имел намерений питаться змеями. Тема была закрыта, но спустя некоторое время он снова вернулся к ней. Любопытно стало, как в сложную систему северян вписываются улитки.

– Улиток есть не грех, – великодушно разрешил Йорген. – Они близки к морским гадам, как то: кракены, каракатицы и спруты. Но чего вы в них находите вкусного – я лично понять не могу.

– А тебе и не обязательно понимать, – мстительно усмехнулся Кальпурций. – Это не всем дано!

…День сменялся днем, размеренно и приятно текла жизнь, и резвые гартские кони, удивительно дешево приобретенные взамен хаалльских кляч (Кальпурций категорически отказался «выставлять себя на посмешище перед теми, кто лучше других смыслит в лошадях»), уносили седоков все дальше к востоку. Не на боевой поход это было похоже, а на легкую прогулку верхом. И верно, от такого непривычного благополучия все более и более смутно становилось на душе у ланцтрегера фон Рауха.

Сначала завелись неприятные мысли: не слишком ли легко им все дается? Скольких опасностей и бед удалось играючи избежать за последнее время – разве так бывает в жизни? К добру ли эта удивительная, невесть откуда прорезавшаяся удачливость? Должно быть, кому-то из сильных мира сего – по-настоящему сильных, а не тех, кто себя таковыми воображает, – почему-то очень нужно, чтобы двое (или трое?) путников обязательно добрались до своей цели. И эта таинственная сила вмешивается в их жизнь, устраняет случайные препятствия с пути… Пусть так. Знать бы только, кому служит она – добру или злу? Или нет никакой силы – есть лишь цепь удачных совпадений, за которой, по законам мирового равновесия, неизбежно последует полоса неудач?..

Следом за мыслями пришли дурные сны. В них была Тьма, какой он видел ее в момент колдовского удара. Кишели чудовища, прозрачные, как пещерные рыбы, – когда-то все они были людьми. С Тьмой Йорген каждый раз оказывался один на один – ни Кальпурция, ни Гедвиг рядом не было, вместо них иной раз затесывались нифлунги, а чаще, как ни странно, светлые альвы – они-то тут при чем? Самое странное, во сне он не сражался с Тьмой, они просто наблюдали друг за другом, она что-то хотела от него и тяготила страшно. Он просыпался совершенно разбитым, жизнь перестала радовать, и солнце слепило глаза.

По обыкновению своему, он скрывал дурное состояние от спутников, старался держаться как обычно. Но Кальпурций все-таки заметил, приблизился и спросил участливо:

– Друг мой, у тебя сегодня такой бледный вид, ты здоров?

– Ну разумеется! – уверенно ответил Йорген, а потом вдруг покачнулся и упал лицом вперед, на шею коню.

И началась такая жуткая круговерть кошмаров, что вспомнить он потом ничего не смог, кроме общего ощущения крайней опасности и последующего облегчения, осознания: «Отбился!»

…Сознание возвращалось медленно. Глаза еще не хотели видеть, но остальные чувства уже пробудились. Он понял, что лежит на спине, очень уютно устроенный и чем-то теплым прикрытый, без куртки, в одной рубашке, расстегнутой на груди, и с мокрой тряпкой на лбу. Пахнет костром, горячей едой. А рядом встревоженно переговариваются двое. Сперва он услышал обрывок фразы:

– …да говорю же, никакая не болезнь. Это самое настоящее колдовство, неужели ты сам не чувствуешь? – это говорила Гедвиг. Ей, урожденной ведьме, всегда было трудно понять, как обычные люди ухитряются не замечать совершенно очевидных вещей. – Кто-то хотел его околдовать, да не вышло!

– Не вышло?! Ты УВЕРЕНА?! – голос Кальпурция.

И снова, с легким раздражением, Гедвиг:

– Ну разумеется! Отбился он! Вопрос, какой ценой…

И тут же – прикосновение больших жестких пальцев к запястью.

– Ох, Девы Небесные! Ты только взгляни, что у него с руками!

Другие пальцы, маленькие и нежные. Отобрали его руку и, погладив, положили на место.

– Ну и ничего страшного. У многих так бывает, скоро пройдет. Вот если бы выше локтей поднялось – тогда жди беды. А у него спадает уже, ты просто не заметил, а я давно слежу.

Давно?! Интересно, что это значит? Час, день?

– Тогда почему он никак не очнется?

– Почему, почему! Откуда мне знать?! Бывает иногда, очень редко, что черное колдовство выедает мозги начисто! Остается одно бессмысленное тело и лежит всю оставшуюся жизнь бревном! – Тут девушка всхлипнула так жалобно, что Йорген понял: пора взять себя в руки и доказать, что в бревно он пока не превратился.

Титаническим усилием воли он заставил себя открыть глаза. И первое, что увидел, было склоненное лицо Кальпурция. Друг смотрел на него встревоженно, изучающе, а потом совершенно убитым, дрожащим от отчаяния голосом изрек:

– Ну точно! Выело начисто! Ни одной мысли в глазах! Как у рыбы!

Силониец с горя чуть не плакал, но это не помешало Йоргену обидеться, а обида придала сил.

– Эх, как у рыбы! Нехорошо и не по-дружески так говорить о человеке!

– Йорген, друг!!! – возопил Кальпурций, подпрыгнув от радости.

Он, пожалуй, последовал бы дурному примеру тетки Изольды, подхватил бы ланцтрегера на руки, если бы Гедвиг не успела пресечь его счастливый порыв:

– Стой! Не смей, растрясешь!

– Стою, стою!

Сияющий Кальпурций поднял кверху руки, будто собрался сдаваться в плен. А потом – и-эх! – поднял девушку за талию, закружил. Гедвиг для приличия взвизгнула, но сопротивляться не стала. Ей тоже было весело.

А с Йоргеном они еще несколько дней обращались так, будто он сделан из драгоценного хрусталя или сахара и может развалиться на части от малейшей неосторожности. И разговоров на тему «что это было» старательно избегали – чтобы не волновать. Стоило открыть рот, сейчас же откуда-нибудь обнаруживался совершенно замечательный цветочек, или птичка, или еще какая-нибудь красота, и ведьма с силонийцем погружались в умиленное любование оными. Разозлили даже! Пришлось остановить коня, спешиться, демонстративно усесться в траву и заявить, что с места не сдвинется до тех пор, пока друзья не поделятся с ним соображениями по поводу случившегося. Жестоко это – заставлять человека мучиться неведением. Никаких нервов не хватит!