Ленин. Человек, который изменил всё - Вячеслав Никонов

Много было хорошего в Париже и в отношениях с Н.К. В одной из наших последних бесед она мне сказала, что я ей стала особенно дорога и близка лишь недавно. А я ее полюбила почти с первого знакомства. По отношению к товарищам в ней есть какая-то особая чарующая мягкость и нежность. В Париже я очень любила приходить к ней, сидеть у нее в комнате. Бывало, сядешь около ее стола – сначала говоришь о делах, а потом засиживаешься, говоришь о самых разнообразных материях. Может быть, иногда и утомляешь ее. Тебя я в то время боялась пуще огня. Хочется увидеть тебя, но лучше, кажется, умерла бы на месте, чем войти к тебе, а когда ты почему-либо заходил в комнату Н.К., я сразу терялась и глупела. Всегда удивлялась и завидовала смелости других, которые прямо заходили к тебе, говорили с тобой. Только в Longjumeau и затем следующую осень в связи с переводами и пр. я немного попривыкла к тебе. Я так любила не только слушать, но и смотреть на тебя, когда ты говорил. Во-первых, твое лицо так оживляется, и, во‑вторых, удобно было смотреть, потому что ты в это время этого не замечал…

Воскресенье, вечером. Ну, дорогой, на сегодня довольно, хочу послать письмо. Вчера не было письма от тебя! Я так боюсь, что мои письма не попадают к тебе – я тебе послала три письма (это четвертое) и телеграмму. Неужели ты их не получил? По этому поводу приходят в голову самые невероятные мысли. Я написала также Н[адежде] К[онстантиновне], Брату, Зине и Степе. Неужели никто ничего не получил! Крепко тебя целую. Твоя Инесса»666.

Зря Инесса полагала, что Ленин никогда не появится в Париже. Появится, и очень скоро.

Европейский Новый – переломный для мировой истории – 1914 год, писала Крупская свекрови, «мы встречали вдвоем с Володей, сидючи над тарелками с простоквашей, а русского Нового года и вовсе встречать не будем, так как Володя уезжает на месяц-полтора позаниматься в библиотеке»667. Стоит ли говорить, что «библиотека» располагалась Париже. Сама же Надежда Константиновна расскажет: «В январе 1914 г. приехал в Краков Малиновский, и они вместе с ВИ поехали в Париж, а оттуда в Брюссель, чтобы присутствовать на IV съезде Социал-демократии Латышского края… В Париже Малиновский сделал очень удачный – по словам Ильича – доклад о работе думской фракции, а Ильич делал большой открытый доклад по национальному вопросу, выступал на митинге, посвященном 9 января… Четвертый съезд Социал-демократии Латышского края дал победу большевикам…»668.

Из Парижа Ленин писал матери, что «прокатился недурно. Париж – город очень неудобный для жизни при скромных средствах и очень утомительный. Но побывать ненадолго, навестить, прокатиться – нет лучше и веселее города. Встряхнулся хорошо». Даже не сомневаюсь.

Вернулся в Краков – к российским делам. Они шли плохо. 2 марта Ленин писал Инессе: «У нас все еще тяжелое время: газеты нет». В бюро ЦК 4 марта: «Дела стоят неважно. В сущности, ведь за последние месяцы после арестов у вас нет… коллегии для организационной работы. Это прямо невозможное положение»669. Ленин решил отправить в Россию Каменева – для руководства «Правдой» и думской фракцией – и делится радостью с Инессой: «А как похорошела «Правда» при brother, прямо красавицей становится! Смотреть приятно. Впервые видно руководство интеллигентного, понимающего редактора на месте»670.

Лето 1914 года Ленин намеревался опять провести в Татрах. Крупская 16 марта извещала свекровь: «Мы уже приготовили старую дачу, думаем с 1-го мая перебраться туда. Немного великовата эта дача для нас, далековато от лавок, но зато хорошие комнаты, с печами, две веранды, в стороне от дороги. Может, там отдышусь». 22 апреля ВИ пишет матери из Кракова: «В общем, как ни глух, как ни дик здешний наш город, а я все же больше доволен здесь, чем в Париже… Из всех мест моего скитания я бы выбрал Лондон или Женеву, если бы оба не были так далеко. Женева особенно хороша общей культурностью и чрезвычайными удобствами жизни. А здесь, конечно, о культуре уже говорить не приходится… почти как Россия, – библиотека плоха и архинеудобна, но мне почти и не доводится в ней бывать».

Переехали из Кракова в Поронин 22–23 апреля (5–6 мая). Из России пошли новости о новом забастовочном подъеме. Ленин вновь доволен и 18 мая пишет Накорякову: «Поздравляю с прекрасной маевкой в России: 250 000 в одном Питере!!. Вообще вести из России свидетельствуют о росте революционных настроений не только в рабочем классе»671.

И здесь… удар ниже пояса. 8 (21) мая 1914 года Зиновьев получил срочную телеграмму от Петровского: «Малиновский без предупреждения сложил полномочия, дать объяснения отказался, выехал за границу»672. В петербургских газетах тут же появились публикации с обвинениями его в провокаторстве. Было от чего прийти в отчаянье. А произошло вот что. Товарищем министра внутренних дел был назначен генерал Джунковский, который имел свои представления о сыске и чести. Узнав о роли Малиновского, он счел нужным проинформировать председателя Государственной думы Родзянко. Департамент полиции настоял на уходе Малиновского из Думы, опасаясь, что скандал с разоблачением секретного агента нанесет более серьезный ущерб правительству и его репутации, чем потеря даже столь ценного агента673.

В глубине души Ленин мог догадываться, что произошло. 12 (25) мая он сообщал Шкловскому: «Мы вне себя от этого идиотизма. Малиновского нет. Это “бегство” питает худшие мысли». Но на публику Ленин предпочел занять позицию возмущенной невинности. 9 (22) мая он пишет: «Мы можем только догадываться, что крайнее нервное возбуждение и переутомление, на которое давно жаловался Малиновский, сыграло роковую роль»674. Вскоре Петровскому: «Пожелание тверже перенести взбалмошный уход Малиновского и не нервничать. Исключать не надо. Устранился сам. Осужден. Политическое самоубийство. Чего тут карать еще? К чему?.. Чего же еще сосать и терять время? За работу и долой помойных литераторов!»675.

Малиновский 15 (28) мая объявился в Поронине. Там как раз гостил Бухарин, который напишет: «“Спал” я очень плохо, поминутно просыпался, еще бы! Ведь дело шло о провокаторстве лидера нашей думской фракции! И я отчетливо слышу: внизу ходит Ильич. Он не спит. Он выходит на террасу… Он шагает и шагает, останавливается и снова шагает»676. Ленин отмел предложения исключить Малиновского из партии как «неразумные», но «назначил особую комиссию под председательством Ганецкого, куда вошли Ленин и Зиновьев»677. Комиссия установила, что «все слухи о провокации Малиновского абсолютно вздорны»678.

Крупская рассказывала: «Совершенно выбитый из колеи, растерянный, Малиновский околачивался в Поронине. Аллах ведает, что переживал он в это время. Куда он делся из Поронина – никто не знал»679. Здесь опытная конспираторша Крупская сильно лукавила, будучи уверенной, что в СССР никогда не будет предана гласности переписка Ленина с Малиновским. А она была и сейчас вполне доступна. Чтобы потом не отвлекаться, проследим судьбу Малиновского и его отношения с Лениным до конца.

После «реабилитации» Малиновский пробрался в Варшаву, где был мобилизован в русскую армию. В ноябре 1914 года в бою был контужен и попал в германский плен. Но в прессе прошла информация о его гибели. На это сообщение Ленин и Зиновьев отметятся некрологом: «Но одно мы обязаны выполнить, в особенности после его смерти. Это – уберечь его память от злостной клеветы, очистить его имя и его честь от позорящих наветов». Затем выяснится, что Малиновский жив, и 31 октября (13 ноября) 1915 года Ленин ему напишет: «Можно ли послать Вам что-либо и в чем нуждаетесь? Читаете ли русское газеты и книги? Как послать их? Жена очень просит Вам кланяться, знакомые тоже».