Тихоня - Джоанн Макгрегор

Я пропала. Забавно, а чувствуется это так, будто я обрела себя.

– Что? – снова спросил он в ответ на бестолковую улыбку, которую я чувствовала на своем лице.

– Когда мы с тобой впервые встретились, ты рассказывал мне о своем номере. Ты был прав.

Логан изогнул бровь.

– Он и впрямь приятный. И большой.

– Я так сказал, да?

– Да.

– Вечно я выбираю причудливые словечки.

– О, ты выбрал еще одно причудливое слово, чтобы описать душ: ты сказал, что он массивный.

– А я описал кровать? – Он прошел в глубь номера, ведя меня за собой.

У меня сперло дыхание. Я покачала головой.

– Ты можешь оценить ее вместе со мною. Поможешь мне найти верное слово, чтобы ее описать. Ну, знаешь, мягкая… твердая… упругая. – Он улыбнулся медленно и лениво. В его глазах было пламя и предложение. – И потом мы могли бы испробовать тот душ вместе. Посмотреть, достаточно ли он… большой.

Я отчаянно покраснела, что явно доставило ему удовольствие. Он усмехнулся и поцеловал кончик моего носа.

– Так бы и съел тебя, сладкие губки. Но сначала я должен извиниться за вчерашнее. Прости меня, я показал себя таким сварливым.

– Нет, это я прошу прощения: у меня не было никакого права учить тебя, как тебе жить. И, – я сделала над собой усилие и продолжила: – Я хочу извиниться еще кое за что.

– Давай сперва поедим, о’кей? Я умираю от голода, и я уже испытал слишком много эмоций, чтобы выносить их и дальше на пустой желудок. Где-то здесь было меню. – Он обыскал полки, наскоро пересмотрел документы, лежавшие в выдвижных ящиках массивного письменного стола, и нашел меню в кожаном переплете. – Так что тебе нравится? – Он разлегся на кожаном диване и поманил меня, чтобы я присоединилась к нему. – Как насчет фуа-гра?

– Нет! Они насильно раскармливают бедных уток ради этого, Логан! – Я села на другой конец дивана. – Не говори мне, что ты это ешь. Да ты знаешь…

– Хм-м-м, сдается мне, что телятину ты тоже не захочешь тогда. Как насчет мяса по-татарски?

Я сделала гримасу.

– Это сырое мясо, да?

– Да, но…

– Да, но нет. Спасибо.

– Боботи? – Вернее, он произнес это как «боо-боо-тай» и прочел описание с растущим недоверием. – Постой, здесь есть местная особенность в приготовлении: это что, рубленое мясо с приправой карри, изюмом и запеченным заварным кремом?

– Это на любителя, – сказала я, передернув плечами. – И потом, не подают они разве салат-желе и сладкий картофель, посыпанный сверху маршмеллоу в изысканном деревянном бокале? Знаешь, я смотрела кулинарный канал…

– Копченая перепелиная грудка с ванилью? Суп-пюре с лобстером? Жареные… – Тут он запнулся и прочел еще раз: – Мозги ягненка с поджаренным на сковороде картофелем в тесте?

Я фыркнула и забрала у него меню.

– Что-нибудь легкое и простое – я не очень голодная.

Это правда. Мои утренние открытия и вина тяжкой глыбой придавили мой аппетит.

– Как насчет клаб-сэндвича с курицей? – предложила я.

Судя по тому, что мне удалось расшифровать в причудливом описании, это был совершенно обыкновенный, но вымогательски дорогой поджаренный сэндвич.

Логан закатил глаза.

– Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что свидания с тобой обходятся дешево?

Он схватил трубку стационарного телефона, попросил обслуживание номеров и заказал устрицы в раковинах, икру и что-то под названием «Болленже»[64]. Затем он поднял мои ноги, снял с них сандалии и повернул меня таким образом, что я откинулась назад на диванные подушки, а мои голые ступни оказались в его ладонях. У меня мелькнула беспокойная мысль, что от моих ног могло разить потом, но вскоре я забыла обо всем, кроме чистого удовольствия.

– Так-то лучше, – произнес он, когда я вздохнула и расслабилась, откинувшись на подушках. Он массировал мои ступни круговыми движениями и тянул их на себя. – Ты всегда выглядишь так, будто тебе больно ходить.

– Так и есть. Это все шпильки, – пробормотала я, пребывая в глубоком чувственном трансе.

– Тогда зачем ты продолжаешь носить их, раз они ранят твои ноги?

– Силла.

– Ах, Силла. Та, чьи повеления должны исполняться.

Я застонала, когда он принялся массировать ступни кулаками. Все напряжение, что скопилось в теле, растаяло без следа в чувственном наслаждении.

– Ты когда-нибудь пробовала икру, Роми?

Я медленно покачала головой. Я была не в состоянии говорить.

– У нее вкус моря. Думаю, тебе понравится.

Когда принесли икру, я убедила себя подняться, чтобы взглянуть на нее. Икра покоилась в круглой миске из синеватой стали, которую установили в стеклянную емкость, наполненную колотым льдом, – и большая миска словно стояла на стеклянном пьедестале. Изящная ложка в форме раковины торчала из блестящей черной массы крохотных икринок.

– Ее добыли гуманным путем? – спросила я, пытаясь разбудить свой мозг. До меня дошло, что я не знаю, как ее добывали. Они что, убили рыбу, чтобы достать икру?

– Чш-ш-ш, – Логан слегка выпятил губы, когда произносил это, и мой взгляд прикипел к ним, словно акмея[65] – к мокрому камню.

Он зачерпнул полную ложку икры и протянул ее мне со словами:

– Просто попробуй.

Я открыла рот и взяла губами с ложки всю икру, затем стала ее жевать. Крохотные пузырьки стали лопаться у меня во рту и растворялись, оставляя солоноватый привкус.

– Вкусно, правда?

Вместо ответа я приоткрыла рот для новой порции, и Логан положил туда еще ложку. На сей раз я прижимала нежные икринки кончиком языка к небу и лопала их. По вкусу они были маслянистыми пузырьками соленого морского воздуха.

– Теперь выпей глоток вот этого.

Логан налил шампанского в бокал и передал мне. Поднимающиеся ниточки крохотных пузырьков покачивались при подъеме, словно ожерелья из жемчужин в бледно-золотистой жидкости. Я сделала глоток. Святые небеса! Если поедание икры было похоже на то, будто ешь соленый океанский воздух, но пить это шампанское было как пить холодный, золотой, жидкий солнечный свет.

– Знаешь, – сказала я, – я могла бы и привыкнуть к жизни в роскоши.

– Знаешь, я могу обеспечить тебе жизнь в роскоши.