Тихоня - Джоанн Макгрегор

В этой статье были две цветные фотографии. Первым шел снимок Джонаса Пибоди, сделанный в полицейском участке: хмурый мужчина с черными волосами, раскосыми синими глазами и немного впалым ртом – словно у него были плохие зубы. Его лицо было ýже, старше и подлее, оно было словно хаотичная, искаженная версия того лица, которое я так любила.

Под второй фотографией была подпись: «Миссис Нэнси Пибоди покидает зал суда вместе со своими детьми: Леви (7 лет) и Винеттой (3 года)». На ней была женщина в простом бежевом платье, которая одной рукой держала и прижимала к бедру малышку, только-только начавшую ходить, а с другой стороны за ее руку держался маленький мальчик. Малышка и женщина отвернулись от фотографов, а мальчик смотрел через плечо прямо в камеру. Его черные волосы были аккуратно расчесаны от пробора, но один локон упал на глаза на его худеньком узком лице. Его ручонка была протянута к камере – в призыве? в приветственном жесте? – и можно было найти сходство, если его искать.

Стало быть, Логан Раш и впрямь Леви Пибоди: сын никчемного пьяницы и подонка, избивавшего жену, бездельника, который мог отвешивать подзатыльники и своему маленькому сыну. Значит, отец Логана вовсе не погиб в автокатастрофе, когда тому было семь лет. Он живет и здравствует, пожизненно заключенный в тюрьме строгого режима.

Неудивительно, что Логан хочет написать сценарий о «Вольных Ездоках». Его-то родной отец – расист, похоже, даже ультрарасист, отстаивающий идеи о расовом превосходстве белых, который убил ни в чем не повинного чернокожего юношу, подравшись с ним из-за места в автобусе.

Дальнейшие поиски не дали никакой информации о семье Пибоди после памятного суда. Я поняла, что Нэнси с детьми покинула Новый Орлеан, чтобы начать жизнь с чистого листа на новом месте, поскольку я нашла маленькую заметку в газете крохотного провинциального городка, что миссис Нэнси Раш стала работником года – 2007 в сети ресторанов «Доннис Динеттс» в Фэйрвилле, штат Алабама.

Возможно, дети тоже взяли себе девичью фамилию матери. Я еще час потратила на поиски в сети какой-либо информации о Леви Пибоди и Леви Раше, но я не нашла ничего, что имело бы отношение к Логану; после того суда о нем не было слышно ничего на протяжении тринадцати лет, пока не начали появляться истории в газетах, трубивших об открытии актера Логана Раша. Я без толку потратила еще час на то, чтобы найти предполагаемую музыкальную группу, с которой он выступал: просмотрела бесчисленные обзоры выступлений музыкантов в клубах Атланты за нужный период и искала хоть что-то о пребывании Леви или Логана Раша в Атланте до его участия в кастинге на роль Зверя. Но всё, что я нашла, – это внушительная дуля с маслом. Возможно, история с музыкальной группой – еще одна выдумка отдела пиара киностудии для новой звезды.

Или Силлы. Поскольку это и есть тот компромат, который ей известен и с помощью которого она удерживает его. Черт, да она точно играла главную скрипку в появлении на свет «Логана Раша», нового человека от макушки до пят, включая не только стильную стрижку, но даже идеальное прошлое.

Благодарение Господу, тот подлый репортер не наложил свои мерзкие ручонки на это ужасное письмо. Оно способно уничтожить Логана или, по меньшей мере, сильно испортить ему карьеру, если пресса пронюхает, что его отец однажды убил черного на почве расовой ненависти. Я легко могла представить, как СМИ накинутся на Джонаса Пибоди, будут предлагать ему деньги, слушать с фальшивой искренностью и сочувствием его напыщенные расистские речи, его хныканье о том, как его несправедливо засудила предвзятая судья, и его жалобы на судьбу: как от него отвернулись жена, дочь и особенно его богатый, «слишком много о себе возомнивший голливудский щенок».

Всё внимание прессы будет отвлечено от актерского таланта Логана и сконцентрируется на грязных сенсационных подробностях его детства, и начнутся размышления на тему, унаследовал ли он хоть какие-то черты отцовского характера. В прессе тогда разразится такая бешеная истерия, что по сравнению с репортерами большие белые акулы покажутся всем благородными леди за вечерним чаепитием.

Теперь я поняла, почему никто никогда не связывал Логана Раша с Леви Рашем: их имена нигде не упоминались вместе, хотя, сдается мне, если бы я просмотрела каждое из миллионов упоминаний о Логане Раше в интернете, я могла бы найти что-то вроде: «Готов поклясться, что ходил в школу с этим парнем, – но его звали Лайонел или Леви, или как-то так», – у кого-нибудь на страничке в фэйсбуке.

Я сложила все свои распечатки в аккуратную стопку, но не хотела оставлять их на виду, где кто-нибудь мог бы увидеть и прочесть их. Я сложила их вместе с письмом Пибоди и убрала в боковое отделение своей дамской сумки, затем взглянула на часы на запястье, чтобы узнать, который час.

Я переоделась в красное платье, надела сандалии с длинными ремешками, завязывающимися крест-накрест, и сделала укладку и макияж так быстро, как только могла, поскольку уже опаздывала. Это была последняя свободная суббота Логана. В животе у меня стало пусто и холодно, когда я поняла, что в это же время на следующей неделе они будут заканчивать съемки.

Я подарила постеру Логана в натуральную величину быстрый поцелуй и побежала на свидание с настоящим. Сегодняшняя встреча обещала стать подлинным испытанием, поскольку настало время облегчить душу и признаться, что я шпионила за ним и копалась в его прошлом. Это слишком ужасные темы для обсуждения, и поэтому, хотя я очень хочу его увидеть, я с ужасом ждала нашего свидания.

Стучать в дверь – и чтобы Логан Раш ее открывал? Мне это никогда не наскучит. Я рассмеялась от удовольствия.

– Что? – спросил меня Логан, схватил за руку и втащил в комнату, закрыв за нами дверь.

Его номер был гигантским, всюду мебель из полированного дерева, плотные парчовые ткани приглушенно-серого и угольного цветов, черные кожаные кресла и мягкие ковры с длинным ворсом. Полотна в массивных рамах пестрели абстракциями – всплески красного – и были на стенах повсюду. Окна от пола до потолка шли по всей длине комнаты и выходили на сверкающий серебристый океан Столовой бухты. Но я глаз не могла отвести от Логана.

На нем были полинялые джинсы и почти ничего больше. Он был босиком, а его рубашка цвета небесной синевы, которая придавала его глазам лазурный оттенок, что обретает море, когда мелководье переходит в глубину, была расстегнута полностью, словно он набросил ее на себя просто для того, чтобы открыть дверь. Вид его голой груди и пресса вызвал у меня особые чувства. Когда он схватил меня в объятия и прижал к своему обнаженному телу, эффект лишь усилился.