Боги нефрита и тени - Сильвия Морено-Гарсиа

– А ты не можешь существовать в Земле живых.

– Нет. К тому же, ты забываешь, что моя смертность подходит к концу. А с ней и мое сердце.

Кассиопея кивнула. Она все понимала, слезы жгли глаза, но она быстро вытерла их.

Хун-Каме заговорил, желая утешить ее.

– Ты ничего не просила, но я все равно желаю одарить тебя. Позволь дать тебе способность говорить на всех языках мира, потому что смерть знает их все, – сказал он. – И позволь подарить тебе способность разговаривать с призраками, блуждающими по Срединному миру. Это может тебе пригодиться.

Он пронзил ее взглядом, но его лицо смягчилось при этом. Бог улыбнулся и взял ее лицо в руки, притянув ближе к себе. Кассиопея положила руку на его грудь и ощутила биение сердца. Оно все еще билось…

Она встала на цыпочки и поцеловала его, желая, чтобы он запомнил ее. Это было невозможно – все равно что просить океан задержаться на чьей-то ладони, но пока что в нем была частица смертного человека. Не смотря на сияющие одежды и вновь обретенные силы, он был более смертным, чем когда-либо до этого момента. И он поцеловал ее в ответ со всей силой веры в любовь, которой обладают только молодые.

Отстранив ее от себя, он поцеловал костяшки пальцев Кассиопеи и на мгновение прикрыл глаза. Его рука легла на ее горло. От раны не осталось и следа, но он все равно провел пальцами по невидимой линии, прежде чем открыть глаза и снова взглянуть на девушку.

И тогда он вытащил осколок кости, засевший глубоко в ее плоти, – последний кусочек пазла его бессмертия.

Связывающая их нить лопнула. Кассиопея во все глаза смотрела на него. Он положил руку себе на грудь. Его сердце стиралось в пыль под его ладонью, и на это было больно смотреть, но она не отвернулась. И не заплакала.

Когда от сердца осталась только маленькая серая крупинка, Хун-Каме наклонился и снова поцеловал девушку, быстро и легко коснувшись губ. Крупинка может хранить в себе всю Вселенную, и для него это было именно так. В крошечном кусочке сердца жила его любовь, которую он отдал Кассиопее. Хун-Каме протянул эту крупинку девушке, чтобы она узнала все. Узнала о том, как он медленно и тихо влюблялся в нее, узнала об этом молчаливом чувстве, полном недосказанных слов, укутанных несбыточными мечтами. Лишь на мгновение он отдал ей эту частицу, показав самое сокровенное, а затем забрал, ровно за секунду до того, как та погасла.

Когда он выпрямился, и его глаза наполнились тьмой, произошло нечто любопытное. Эта частичка не погасла, но стала искрой и притаилась в глубине темного взгляда, невидимая. Однако Шибальба, так тесно связанная со своим Повелителем, должно быть все видела, все знала. Шибальба почувствовала эхо его молчаливого прощания.

Жители королевства, испугавшиеся, когда земля задержала дыхание, теперь удивились во второй раз. Шибальба – темное место, построенное из ночных кошмаров, земля печали, земля, где потерянные души никогда не найдут верный путь. Но Повелителю Хун-Каме приснился другой сон, и этот сон изменил землю.

В Шибальбе не росли цветы, а если и росли, то были странными, неживыми. А теперь цветы распустились в самых поразительных местах, даже в пустыне. Крошечные, красные цветы, подобные чернилам любовного письма. Звезды, за которыми наблюдает человеческий глаз, становятся созвездиями, а цветы, соединенные вместе, могли бы сказать Кассиопее: «Любовь моя».

Хун-Каме склонил голову. Потом снова взял руку Кассиопеи и на мгновение окутал ее своим плащом. Девушка погрузилась в абсолютную черноту и через секунду оказалась в номере отеля. Одна.

На нее нахлынула грусть, и девушка, склонив голову, поднесла к губам сжатые руки. Но потом она услышала плач и испугалась. Тихо-тихо подошла к двери номера Хун-Каме и увидела Мартина, сидящего на полу. Кузен плакал.

Кассиопея села рядом с ним, положила руку ему на спину и спросила:

– Что случилось?

– Дедушка убьет меня, когда я вернусь в Уукумиле, – шмыгая носом, ответил он. – Ты могла бы с таким же успехом попросить Хун-Каме отрубить мне голову.

– Дедушка не убьет тебя, – вздохнула Кассиопея.

– Почему ты не попросила его убить меня?

– Ты ведь не убил меня.

Кузен втянул голову в плечи. Его одежда была грязной, как и волосы. Кассиопея вспомнила, как он гордился своими нарядами, своим внешним видом. И ей стало жалко его.

– Да… ну… я не убийца, – пробормотал он.

– Как и я.

Кассиопея пошла в ванную и принесла полотенце. Передала его Мартину и снова села рядом с ним. Он взял полотенце и вытер лицо.

– Я ужасно с тобой обращался… Я ужасный человек.

– Тогда, может, стоить перестать быть таким ужасным?

Мартин скомкал полотенце и сморгнул новые слезы.

– Я… я благодарен, знай. За то, что попросила его отправить меня обратно. Мне жаль. Насчет всего. Ты примешь мое извинение?

Голос кузена был полон раскаяния, и Кассиопея решила, что он говорит искренне. Но все было не так просто. Он оставил шрамы, и она не доверяла ему. Но и ненавидеть его не хотела. Теперь это было бессмысленно.

– Я не смогу простить тебя за секунду, – честно ответила она.

– Ну… может, однажды, может, через какое-то время. Когда мы вернемся в Уукумиле. Хотя я не хочу возвращаться в Уукумиле, но я должен. Ох, старик так разозлится на нас…

– Если не хочешь возвращаться, так, может, и не надо?

– А куда мне идти? – удивленно спросил кузен.

Кассиопея пожала плечами.

– Не знаю. Может, найдешь свое прощение по пути.

Мартин затих. Девушка встала и откинула волосы с его лица. Глаза парня были красными.

– Ты не вернешься, да? – спросил он.

– Пока еще нет.

– Тогда, значит, это прощание…

– Да. Всего хорошего, Мартин, – улыбнулась Кассиопея.

В конце концов, «всего хорошего, Мартин» – это именно то, что она всегда хотела сказать. Они расходились в разных направлениях, и этого было достаточно.

Кассиопея вернулась к себе и свернулась калачиком на покрывале. Она устала не только физически, но и душевно.

Когда она проснулась, было уже утро и Мартин ушел. Он нацарапал ей записку, что, скорее всего, направится в Гвадалахару. С запиской он оставил деньги – последнее извинение. Девушка запихнула купюры в чемодан. Собирая вещи, она обнаружила свою старую шаль, которую носила в Уукумиле. Поношенная дешевая вещица, однако девушка все равно накинула ее на плечи, решив, что шаль может принести ей удачу.

Она прошла в номер Хун-Каме и постояла там, ощущая пустоту. На столе лежала его шляпа, в шкафу висели костюмы. Она провела по ним рукой, и ей показалось, что все это было во сне.