Суд жестокий и прекрасный - Стейша Старк

Он снова открыл глаза, и они сверкнули яростью.

— Потому что моя сила все еще была полезна. Но любовь всей моей жизни была отнята. К тому времени, как они отпустили меня, День Богов прошел. Я больше никогда ее не видел.

Краска исчезла со щек Вайсера, и он выглядел опустошенным. Почти безжизненным.

Я прерывисто вздохнула.

— Как ее звали?

— Розин. Она была дочерью Марджи.

Это объясняло, почему они стали так близки. И почему он так глубоко ей доверял. Потянувшись, я схватила Вайсера за руку.

— Я сделаю все, что должна. Ради Розин.

Он сжал мою руку.

— Ради Розин.

Приска

Всего несколько часов спустя Вайсер стоял в ожидании у штаба повстанцев. Он протянул мне кусок пергамента, и я уставилась на королевскую печать. Я знала, что у Вайсера были связи в замке, но это выглядело таким… официальным.

— Как?

— У нас есть кое-кто, владеющий магией репликации.

Я слышала о магии репликации даже в своей маленькой деревне. Она была не только невероятно редкой — и поэтому ценной, — но и тех, кто обладал силой репликации, почти всегда забирали в город, чтобы работать на короля. Ни для кого не было секретом, что некоторые люди, обладающие этой магией, были способны не просто воспроизводить, но и вносить небольшие изменения, когда это было необходимо. Это означало, что моя идентификация была законной — по крайней мере, насколько могли судить охранники.

Такая магия была бы невероятно полезной. Оружие, еда, одежда… где заканчивалась эта сила?

— Вы готовы? — спросил Вайсер, вырывая меня из моих мыслей.

До этого самого момента он не казался нервным, но напряжение на его лице вновь разожгло мое собственное.

Тибрис хлопнул его по спине.

— Мы готовы.

Нервы затрепетали у меня в животе.

У нас нет времени на твою неуверенность в себе.

Как бы Лориан смеялся, если бы знал, насколько я полагаюсь на эти слова.

В другой жизни.

У меня сжалось в груди, и я выбросила это воспоминание из головы.

Вайсер кивнул нам.

— Экипаж доставит вас ко входу для слуг. Ваши документы будут проверяться на каждой остановке. Не поднимай глаз, веди себя смиренно, — обратился Вайсер ко мне последней:

— Неважно, что тебе скажут стражники.

Я вздохнула. Ради Асинии я могла быть кроткой. В конце концов, у меня было достаточно практики на каждой церемонии вручения подарков в нашей деревне, когда я боролась с тем, чтобы не привлекать к себе внимания.

— Я так и сделаю.

Он открыл дверь, и я осмотрела экипаж. К счастью, в нем была лошадь. Кучер прислонился к экипажу и ждал с хмурым выражением лица.

Марджи последовала за нами.

— Удачи, — сказала она.

Я встретилась с ее глазами. Во мне блеснула надежда, и мне захотелось сгорбить плечи под ее тяжестью. Но я выдержала ее взгляд.

— Спасибо.

Через несколько мгновений мы уже сидели в экипаже, наблюдая, как трущобы уступают место таунхаусам и зеленым паркам.

— Знаешь, с твоими темными волосами мы сейчас похожи больше, чем когда-либо, — небрежно сказал Тибрис.

— Ты… злишься из-за папы?

Мы оба знали, что я имела в виду. Если бы папа работал над моими воспоминаниями…

Когда он не заговорил, я сделала глубокий вдох и продолжила говорить, не в силах оставить это в покое.

— Я младше тебя почти на пять зим. Ивен сказала, что мне было три зимы, когда мама забрала меня.

Наши взгляды встретились, и на этот раз глаза Тибриса были пустыми.

— Я пережил восемь зим. И все же я не помню, чтобы у меня внезапно появилась новая сестра. Насколько я помню, что ты просто всегда была… там.

Сейчас я ощутила горечь. Оба наших родителя были мертвы. Мы не могли повернуть время вспять и спросить папу, почему он согласился с тем, что мама назвала ему причину, по которой она забрала меня у моих настоящих родителей.

Она сказала, что это было для спасения моей жизни. Но скрывать это столько лет, никогда не говорить тем родителям, что со мной все в порядке?

Если только ей не нужно было им говорить. Потому что они были мертвы. От этой мысли мне захотелось выть.

— Папа, должно быть, постоянно работал надо мной, — голос Тибриса был таким же горьким, как вкус у меня во рту.

Я не могла винить его. Насколько мы знали, папа использовал свою магию только во благо. Как и у большинства людей, у него было достаточно силы, чтобы помогать лишь временно, поэтому он переходил из деревни в деревню, смягчая воспоминания, которые разрушали жизни. Матери, потерявшие своих детей, мужья, потерявшие своих жен. Обычно эти воспоминания были тяжелее всего из-за самообвинения. Мой отец был последней надеждой для тех, кто не мог жить с чувством вины.

Но он всегда говорил мне, что есть несколько вещей хуже, чем изменение воспоминаний того, кто не давал своего разрешения.

Если бы он работал над Тибрисом и мной все эти годы, чувство вины съедало бы его заживо.

— Я не могу простить его за это, — хрипло сказал Тибрис. — Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь простить его.

У меня сжалось в груди. Мой брат был известен среди своих друзей своей неспособностью затаить обиду.

— Я думаю… Я думаю, что он пытался защитить тебя.

Он нахмурил брови.

— Я больше не хочу об этом говорить.

— Понятно. Э-э, просто чтобы ты знал… однажды я хочу попытаться найти своих биологических родителей. Сначала я думала, что это будет своего рода предательством. Но у них забрали дочь, и они заслуживают того, чтобы знать, что произошло. Если они все еще живы. Но это не значит, что я все еще не считаю тебя своим братом.

— Я знаю. Тебе не