Голыми глазами - Алексей Алехин

Я не обнаружил у китайцев особенно твердой веры, но искусство Китая насквозь религиозно. И божественный символ его – государство.

Любовь к Богу воплощается в этой стране прежде всего в благоустройстве территории.

Изумительный ландшафт Летнего дворца, умелым использованием которого я, помнится, восторгался, оказался-таки рукотворным. Дивный холм, по которому раскинулся ансамбль, насыпан из той самой земли, что вынули и перетаскали в корзинах, роя разлившееся перед ним просторное озеро.

Помимо прочего это в очередной раз стоило Китаю славы морской державы: возвысившаяся из наложниц вдовствующая императрица Цыси пустила на реконструкцию резиденции деньги, собранные для постройки военного флота. Но, может, красота и заслуживала жертвы.

Китайские дворцы, павильоны и храмы более всего напоминают севших на склон бугорка, в траву, вздрагивающих крыльями насекомых. На красно-золотистых чешуекрылых.

У этой эстетики бабочек есть секрет.

Сама по себе китайская архитектура выглядит утомительно однообразной – если только вспышка ало-зеленого пламени способна утомлять.

В конфуцианском храме и в галерейке императорского «охотничьего домика» те же узоры, та же взлетающая волна черепиц, тот же пурпур с золотом.

Но в том-то и дело, что сами эти постройки играют роль архитектурных деталей. А целое произведение – их сочетание с озером либо крошечным прудом в лотосовых островках, с кипарисовым парком и холмом. С рельефом, рощей, с заботливо собранной коллекцией причудливых камней.

Павильоны, подобно завитушкам узора, схожи между собой и повторяются. Зато в пространстве и природном окружении ансамбли очень выразительны: парадно-праздничный Летний дворец, торжественно-величественный Храм Неба, поэтичный «охотничий домик» на Ароматных холмах…

В этом и разгадка, почему разрушенные, сгоревшие и вновь восстановленные ансамбли не кажутся новоделом. Реставраторы заменили мертвую деталь, а живая оправа вся прежняя!

Словом, если заскучаешь по дому, поезжай в Летний императорский дворец и поброди по тамошнему парку. Осенью и зимой он прозрачен и беспределен, как грусть.

Прислушайся к легкому звону колеблемых ветром колокольцев, свисающих по углам из-под карнизов пагод. Повспоминай стихи Ду Фу. И помечтай, отыскивая глазами разбросанные по холмам петли дворцовой стены, извивающейся среди ветвей темно-красным драконом с серой чешуей черепицы по хребту.

…Занятый коллекционированием всех этих диковин, я и не заметил, как подоспел лунный Новый год.

Управляющий гостиницей прислал поздравление в виде отпечатанного на пурпурном фоне золотого иероглифа, похожего на пальму с длинной ногой и кудлатой верхушкой.

Повсюду открылась праздничная торговля новогодними картинками, хлопушками и разной мишурой. Толпа повеселела. И даже заточенные в мутном аквариуме у ресторана лангустины, напоминающие громадных муравьев, кажется, не так вяло шевелят длинными усами и перебирают лапками.

Во всех учреждениях устраивают новогодние столы и танцы. Пары перемещаются в сложных, но одинаковых фигурах, терпеливо разученных в классе. И худощавый, седовласый, весь черно-шелковый китаец заморского вида, улыбаясь молоденькой партнерше, выбрасывает ноги в невероятно изысканных па.

Три дня и три ночи над городом стояла форменная пальба: казалось, Красная Армия с боем берет окрестные кварталы. Перед самой новогодней ночью она перешла в шквальный огонь, и я, не утерпев, оделся и вышел на улицу.

Синий пороховой дым слоями тянулся среди домов.

Повсюду вдоль плохо освещенных мостовых, во дворах, на перекрестках маячили взрослые и дети с целыми охапками разнообразной пиротехники и с тлеющими фитилями в руках. Они с озабоченным видом устанавливали и поджигали петарды, шутихи, фейерверки и любовались произведенным действием.

Стаи ракет со свистом взлетали в черную высь и лопались там, рассыпая разноцветные брызги. Били с земли высокие фонтанчики желтого и белого огня. Оглушительно трещали, разбрасывая картонные опилки, многозарядные хлопушки, похожие на связки красного перца. Ребристые крыши маленьких домов озарялись цветными сполохами, а все окна и балконные двери многоэтажных были распахнуты в зимнее небо, и оттуда длинными дугами тоже вылетали праздничные огни. Тротуары сплошь покрыл толстый слой стреляных патронов, обгоревших петард, ошметков белого и красного картона.

Говорят, такой треск хорошо отгоняет вредных духов. В 1902 году, когда императорская обсерватория предупредила о предстоящем затмении, высочайший указ предписал подданным выйти с гонгами и хлопушками на улицы, дабы шумом отвести беду, угрожающую светилу…

...

Поднебесная, 176-й день

о нескольких уголках Пекина, увиденных краешком глаза

Я уже признавался, мой любознательный друг, что у этой северной столицы множество выражений лица. В зависимости от выбранного маршрута ты увидишь три-четыре совершенно разных города.

Одно из лучших мест, любой тебе скажет, Храм Неба.

Он окружен пространной священной рощей, веками клубящейся кипарисами. Такие я видел только в старых прованских аббатствах, где любил писать этюды Ван Гог. Как жаль, что в Китае не было и нет импрессионистов.

Впервые я попал сюда в поздний послеполуденный час. Солнце пронизывало священный лес, но уже наполняло его желтизной и золотило лицо инвалида, катившего по дорожке в своей коляске. И прорисовывало серые морщины крученых необхватных стволов, за которыми тут и там прячутся и шарят друг у дружки под одеждой измученные теснотой жилья и варварским законом о браке парочки.

Внутри этой рощи запрятан тот императорский павильон, что я упоминал в прошлом письме. Но главное – два круглых, вонзенных в небо храма, разведенных длинной и широкой каменной эспланадой, и еще трехъярусный беломраморный алтарь, величиной и видом наводящий на мысль о римских аренах.

Особенно праздничен северный храм в виде ступенчатого шатра, снизу доверху сверкающего золотой росписью. Южный поменьше ростом, зато окружен важной здешней достопримечательностью – Стеною Эха. Эта высокая каменная подкова хорошо отражает звук. И если стать внутри ее по разные стороны от храма, можно, не видя друг друга, переговариваться негромким голосом: слова полукругом обегают препятствие. Впрочем, китайцы так орут, что спокойно могли бы обойтись безо всякой стены, их слышно даже снаружи. А особенно любознательные, выйдя из храма, обычно пытаются повторить эксперимент еще и с внешней, выпуклой стороны.

Легко вообразить, сколь блестящее и торжественное зрелище являло шествие императора с многотысячной свитой, под рокот барабанов и мерные всплески гонгов катившее разноцветной шелковой волной по эспланаде от храма к храму. Мысленно я проделал с ними весь путь и даже облачил себя в какие-то атласные перья. Но потом оказался в более подобающей по чину, сдерживаемой стражниками толпе принаряженных писцов неизвестного мне ранга…