Лавочка закрывается - Джозеф Хеллер

— На того, кто мне платит, мистер Йоссарян. Я не сторонник дискриминации. У нас теперь есть законы против дискриминации. И я не завожу любимчиков. Я всегда объективен и не делаю никаких различий. Различия — вещь одиозная. И оскорбительная.

— Мистер Гэффни, я вам еще ничего не платил. Счетов вы мне не присылали и о цене со мной не говорили.

— У вас высокая платежеспособность, мистер Йоссарян, если только можно верить фирмам по оценке платежеспособности, и закладной заем вы можете получить в любое удобное для вас время. Сейчас продаются прекрасные дома на берегу водоемов в Нью-Йорке, Коннектикуте и Нью-Джерси, а еще по хорошим ценам на морском побережье в Санта-Барбаре, Сан-Диего и на Лонг-Айленде. Если хотите, я вам помогу с заемными бланками, а также с вашей ДНК. Сейчас прекрасное время для закладных заемов и для покупок.

— Мне не нужны закладные заемы и не нужны покупки. А кто эта подружка, о которой вы упомянули?

— Вашей медицинской сестры?

— Нет у меня никакой медицинской сестры, черт побери. Я прекрасно себя чувствую, если вы все еще следите за этим. Теперь она моя приятельница, Мелисса.

— Медицинская сестра Макинтош, — выразил свое формальное несогласие мистер Гэффни. — Передо мной лежит донесение, мистер Йоссарян, а донесения никогда не лгут. В них могут быть ошибки, они могут устаревать, но они никогда не лгут. Они не люди, мистер Йо.

— Не смейте меня так называть!

— Они не умеют лгать и всегда официальны и авторитетны, даже когда они ошибочны и противоречат друг другу. Ее подружка — это та самая медицинская сестра, которая работает в реанимации хирургического отделения и которую вы хотели видеть. Зовут ее Вильма, но люди склонны ее называть ангелочек или зайчик, в особенности пациенты, отходящие от анестезии после операции, а еще два-три больничных врача, которые время от времени лелеют честолюбивые помыслы залезть, по их — не по моему — выражению, к ней под юбку. Может быть, это медицинский термин. К вам может присоединиться и мисс Мор.

— Мисс Мор? — В голове у Йоссаряна все смешалось, и ему все труднее было удерживать нить разговора. — Кто такая мисс Мор, черт возьми?

— Вы ее называете Моркок, — напомнил ему Гэффни, понизив голос, в котором послышался легкий упрек. — Извините, что задаю вам этот вопрос, мистер Йоссарян. Но наши слухачи в последнее время не слышали в вашей квартире звуков сексуальной активности. С вами все в порядке?

— Я занимался этим на полу, мистер Гэффни, — ровным тоном ответит Йоссарян, — под кондиционером, как вы мне советовали, и в ванной с включенными кранами.

— Вы меня успокоили. А то я уже начал волноваться. Теперь вы просто обязаны позвонить мисс Макинтош. Ее телефон в настоящую минуту свободен. У нее не лучшие новости о составе крови этого бельгийца, но она, кажется, жаждет встречи с вами. Я бы сказал, что, несмотря на разницу в возрасте…

— Мистер Гэффни!

— Извините. Майкл сейчас как раз заканчивает и готовится вернуться. Напоминаю, чтобы вы о нем не забыли.

— Вы и это видите?

— Я вижу все, что происходит, мистер Йоссарян. Это важнейшая часть моей работы. Он надевает пиджак и скоро вернется с первыми набросками нового крыла, прорезавшегося у Милоу Миндербиндера. Вы позволите сеньору Гэффни эту маленькую остроту? Я подумал, что вам она покажется смешнее моей первой.

— Я вам признателен… Джерри, — сказал Йоссарян; теперь у него не оставалось сомнений в том, что, по его мнению, мистер Гэффни гораздо хуже геморроя. Свое враждебно-саркастическое отношение он оставил при себе.

— Спасибо… Джон. Я рад, что мы стали друзьями. Вы позвоните сестре Макинтош?

— О кружевном нижнем белье речи пока нет? — поддела его Мелисса, когда он позвонил. — О Париже и Флоренции тоже?

— Наденьте на сегодня свое, — поддразнил ее в ответ Йоссарян. — Прежде чем отправиться в путешествие, мы должны понять, устраиваем ли мы друг друга. И приведите свою подружку, если она захочет прийти.

— Можете называть ее Анджела, — язвительно сказала ему Мелисса. — Я знаю, чем вы с ней занимались. Она мне все рассказала.

— Пожалуй, это плохо, — сказал несколько ошарашенный Йоссарян. Он понял, что с этими двумя ему нужно держать ухо востро. — Если уж на то пошло, — начал контрнаступление Йоссарян, — то она мне все рассказала о вас. Кошмар, да и только! Вам место в монастыре. Ваши антисептические страхи почти невероятны.

— Меня это не волнует, — сказала Мелисса с ноткой фанатической уверенности в голосе. — Я работаю в больнице и вижу больных. Я больше не собираюсь рисковать, когда вокруг все эти лишаи, СПИД, или даже хламидиоз с вагинитом, или стрептококковая ангина, или какая-нибудь другая зараза, которую вы, мужчины, так любите разносить. В болезнях я разбираюсь.

— Делайте, что хотите. Только приведите с собой эту вашу другую подружку. Ту, что работает в реанимации хирургического отделения. Может быть, я и с ней теперь подружусь.

— Вилму?

— Ее называют «ангелочек», да? И зайчик?

— Только когда приходят в себя после операции.

— Я тоже буду ее так называть. Надо смотреть вперед.

Независимая подвеска колес.

Вряд ли я знаю больше десятка людей из прошлого, которые могут помнить эту автомобильную рекламу независимой подвески колес, потому что, думаю, нас и осталось-то всего не больше десятка, а других и не разыщешь. Никто из нас теперь не живет на Кони-Айленде. Все это прошло, исчезло, кроме, разве что, тротуаров, пляжа и океана. Мы живем теперь в многоэтажных домах, вроде того, в котором живу я, или в пригороде, в двух-трех часах езды от Манхеттена, как Лю и Клер, или в поселках для пенсионеров в кондоминиумах в Уэст-Палм-Бич, штат Флорида, как мой брат и сестра, или, если у кого денег побольше, в Бока-Рейтон или Скотсдейле, штат Аризона. Большинство из нас добилось в жизни гораздо большего, чем мы рассчитывали, а наши родители даже и не мечтали о таком.

Спасательное мыло.

Халитозис — средство от дурного запаха изо рта.

Фермент Флейшмана, от угрей.

Зубная паста Ипана — и улыбка белозуба, Сэл Гепатика и улыбка облегченья на устах.

Когда природа забывает, вспомни про Экс-Лакс.

Пепси-кола вам не трюк,

От нее могучий пук.

Больше стало в два раза,

Хватит выпить за глаза.

Никто из наших кони-айлендских умников тогда и не верил, что этот новый напиток, Пепси-кола, даже несмотря на оригинальную рекламную частушку по радио — «Десять полных унций — это целый пруд» — имел хоть какие-то шансы в конкуренции против Кока-колы, напитка, который мы знали и любили, в ледяных маленьких бутылочках из зеленоватого стекла с тоненькими прожилками, эта бутылочка точно подходила к руке любого размера и пользовалась огромной популярностью. А сегодня я не различаю их по вкусу. Обе компании разрослись до непозволительно могущественных размеров, какие никогда нельзя позволять иметь предприятию, а шестиунциевая бутылочка стала еще одним почти исчезнувшим приятным воспоминанием. Никто больше не хочет продавать ходовой напиток в бутылочке всего в шесть унций за пять центов, и никто, кроме, вероятно, меня, не захочет такую купить.