Не жилец! История медицины в увлекательных заметках - Андрей Сазонов

Помимо асептики, Бергманн разрабатывал методы неоперативного лечения ранений коленных суставов и серьезно занимался изучением лечения черепно-мозговых травм. Его труд «Учение о повреждении головы» является одним из фундаментальных трудов, заложивших основы нейрохирургии. Примечательно, что этот довольно много сделавший для развития хирургии человек изначально не собирался становиться врачом. Будучи сыном лютеранского пастора из Риги, Бергманн собирался поступать на богословский факультет Дерптского университета[131]. Но к моменту поступления Бергманна русский император Николай Первый резко сократил число студентов во всех университетах своей империи, сделав исключение только для медицинских факультетов (Россия тогда испытывала острую потребность во врачах). В результате Бергманн не смог выдержать высокого конкурса в богословы и поступил на медицинский факультет. Впоследствии Бергманн переехал из Дерпта в Вюрцбург, а оттуда — в Берлин, где заведовал кафедрой в университете и был главой Немецкого хирургического общества.

В современной медицине стерилизация также проводится при помощи ультрафиолетового и ионизирующего излучения, ультразвука и химических веществ, но основу асептики и сейчас составляют методы, предложенные Бергманном.

У асептики была старшая сестра — антисептика, которая представляет собой не предотвращение попадания микробов в рану, а уничтожение уже попавших туда. Основоположником антисептики стал британец Джозеф Листер, выпускник Лондонского университета. В тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году Листер опубликовал в медицинском журнале «Ланцет» работу под названием «О новом способе лечения переломов и гнойников с замечаниями о причинах нагноения», в котором предложил использовать карболовую кислоту для обработки ран.

Неожиданно получился скандал. На Листера посыпались обвинения в присвоении результатов чужого труда. Оказалось, что семью годами раньше о применении карболовой кислоты писал французский фармацевт Жюль Лемер. Правда, работа Лемера не получила широкой известности, о ней мало кто знал, да вдобавок Листер не собирался патентовать свое открытие, а просто поделился сведениями с коллегами.

Подоплека скандала была совершенно не научной. У Листера не сложились отношения с одним из маститых коллег — Джеймсом Симпсоном, известнейшим хирургом и акушером того времени, профессором и заведующим кафедрой Эдинбургского университета (кстати говоря, именно Симпсон открыл усыпляющее действие хлороформа и начал применять его для наркоза). Это Симпсону принадлежит известное высказывание, как нельзя лучше характеризующее состояние хирургии в доантисептический период. Он говорил, что у солдата во время битвы при Ватерлоо было больше шансов выжить, чем у человека, попавшего в больницу. И тут же пояснял, что больной в хирургическом отделении подвергается опасности со стороны соседа по палате, который выделяет «заразительные вещества».

У Симпсона был «заклятый друг» — другой известный шотландский[132] хирург Джеймс Сайм, которого совершенно заслуженно называли «Наполеоном от хирургии». Сайм был хорошим хирургом, можно сказать — корифеем, но вот характер у него был, мягко говоря, сложный. Вдобавок двум хирургам такого уровня, как Симпсон и Сайм, в Эдинбурге было тесно, как двум королям на одном троне, и потому они вечно грызлись между собой. Листер же был учеником Сайма, причем — одним из самых любимых. Вскоре после публикации в «Ланцете» Сайм пригласил Листера выступить с докладом на заседании Британского врачебного общества, а Симпсон в ответ устроил травлю. Он просто не мог упустить такую удачную возможность свести счеты с Листером и лишний раз укусить Сайма.

Симпсон знал, на что ему нужно делать ставку — на консерватизм, эту главную национальную черту всех британцев. Мы традиционно гордимся нашей приверженностью к традициям, а все остальные нации над нами за это подтрунивают… Метод Листера, изложенный в докладе «Об основах антисептики в хирургической практике», требовал от хирургов существенных изменений в работе, и многим это не понравилось. Трудно менять то, к чему привык.

Что же касается «присвоения результатов», то исследования фармацевта Лемера не шли ни в какое сравнение с огромным трудом хирурга Листера, который не просто открыл и описал обеззараживающее действие карболовой кислоты, а всесторонне изучил его и разработал метод практического использования. Так, например, Листер применял очищенную карболовую кислоту, потому что неочищенная оказывала сильное раздражающее действие на кожу, причем для промывания ран использовал водный раствор, а для ухода за заживающими ранами — масляный… Были и другие практические нюансы.

Время расставило все по своим местам. Листер заслуженно считается отцом антисептики, которая стала неотъемлемой частью хирургии. Кстати, свою долю признания Листер получил еще при жизни. Когда страсти вокруг карболовой кислоты улеглись, хирурги начали сравнивать статистику и поняли, что применение антисептики крайне полезно, и начали внедрять ее в практику.

По правде говоря, к трем грандиозным новшествам можно добавить и четвертое, имевшее не менее важное значение для развития хирургии. Кровопотеря всегда представляла большую проблему. Потеря половины имеющейся в организме крови приводит к смерти. Мысль о том, что потерю крови можно компенсировать ее вливанием, приходила в головы многих врачей, но в медицине между «придумать» и «сделать» иногда пролегает пропасть. В тысяча восемьсот восемнадцатом году британский акушер Джеймс Бланделл осуществил первое в истории удачное переливание крови от одного человека к другому. Пациентке с сильным послеродовым кровотечением Бланделл при помощи шприца ввел около четырех унций[133] крови, взятой у ее мужа. Впоследствии Бланделл провел еще десять переливаний, пять из которых завершились удачно, а другие пять — нет, пациенты умирали после переливания или же их состояние резко ухудшалось. «Я испробовал все, что только пришло мне в голову, но так и не смог понять, что приводит к получению вреда вместо пользы, — писал в своем дневнике Бланделл. — Могу сказать только одно — виной всему не моя небрежность, а какая-то причина, скрытая в самой крови».

Причина была установлена в последнем году XIX века австрийским врачом Карлом Ландштейнером, который открыл группы крови и получил за это Нобелевскую премию. К тому времени в лабораториях появились центрифуги, позволявшие разделять неоднородные смеси на фракции при помощи центробежной силы. Ландштейнер использовал центрифугу для того, чтобы отделить сыворотку, то есть жидкую часть крови, от эритроцитов. В эксперименте использовалась кровь шести человек. Смешивая разные образцы сыворотки с разными образцами эритроцитов, Ландштейнер увидел, что иногда происходит склеивание эритроцитов друг с другом, а иногда — нет. Эх, если бы у Бланделла была центрифуга…