Не жилец! История медицины в увлекательных заметках - Андрей Сазонов

Рокитанский считал, что все болезни вызываются нарушением состава жидкостей организма, то есть жизненных соков, а клеточные изменения являются вторичными. Сначала из-за дисбаланса соков возникает болезнь, а уже после вследствие этой болезни нарушается жизнедеятельность клеток. Свои взгляды Рокитанский изложил в фундаментальном труде «Руководство по патологической анатомии», в котором впервые в истории сравнивал и анализировал результаты микроскопических исследований.

Надо отметить, что у ученых первой половины XIX века, этих первопроходцев микроскопии, были только микроскопы, причем далеко не самые совершенные. Красители придумывались «на ходу», в процессе работы, срезы для исследования делались не специальными микротомами, а при помощи обычной бритвы, результаты приходилось долго и тщательно зарисовывать, потому что не было аппаратуры для их фотографирования… И в таких сложных, можно сказать — первобытных, условиях создавались великие теории!

В гуморальной концепции Рокитанского было всего одно рациональное зернышко — представление о взаимосвязи болезней и клеток, но голова и хвост в этом представлении были перепутаны местами. В остальном же Рокитанский недалеко ушел от Платона, определявшего болезнь как «расстройство элементов, создающих гармонию здорового организма». Однако же у Платона были только слова, предположения, а Рокитанский подкреплял свою концепцию множеством микроскопических свидетельств, делавших ее весьма и весьма убедительной.

Закулисных интриг, подобных тем, которые отравляли жизнь Джозефу Листеру, в этой истории, к счастью, не было. Да и ожесточенных перепалок с обвинениями в мыслимых и немыслимых грехах тоже. Просто Рокитанский придерживался своей точки зрения, а Вирхов — своей, согласно которой болезни начинались с клеточных изменений. Свои взгляды Вирхов излагал в основанном им журнале «Архив патологической анатомии, физиологии и клинической медицины», который продолжает издаваться и по сей день под названием «Вирховского архива».

В 1858 году (вот он, рубеж, отделяющий довирховский период от послевирховского) был опубликован двухтомный труд Вирхова под названием «Клеточная патология как учение, основанное на физиологической и патологической гистологии». В переводе на обычный язык название выглядит так: «Болезненные изменения в клетках, выявленные сравнением клеток здоровых и больных органов». В дополнение к этой работе Вирхов издал сборник своих лекций, посвященных клеточной патологии. В предисловии к лекциям Вирхов отметил, что главной его целью было «довести до всеобщего сознания единство жизни во всем органическом мире и в то же время противопоставить тончайшую механику и химию клетки столь же одностороннему пониманию вульгарного механического и химического направления». Также он написал, что противопоставляет теорию клеточного строения всего живого «односторонним гуморальным и неврологическим представлениям, возникшим еще в древних мифах и перешедшим в новейшее время». Заявление это выглядело как приглашение к дискуссиям, а если точнее — как вызов сторонникам устаревших представлений и в первую очередь — Карлу Рокитанскому.

Рокитанский поступил так, как положено поступать настоящему ученому. Спустя некоторое время, понадобившееся на изучение и осмысление «Клеточной патологии», он признал правоту взглядов Вирхова и отказался от гуморальной концепции, как от ненаучной. Надо сказать, что авторитет его от этого нисколько не пострадал. Умение с достоинством признавать свои ошибки высоко ценится в научном мире.

Когда известного бактериолога Алмрота Райта, того самого, который послужил Бернарду Шоу прототипом для Колнесо Риджена в пьесе «Дилемма доктора», спросили, в чем состоит главная заслуга Роберта Вирхова, Райт ответил: «Он ввел в практику морфологический метод». Можно сказать и так, ведь суть морфологического метода заключается в непосредственном изучении предметов, а все учение Вирхова о клеточной патологии основано именно на наблюдении за клетками с последующим осмыслением результатов. Если сказать проще, то суть морфологического метода заключается в требовании говорить только о том, что видел. Вот как только врачи начали говорить о том, что видели, и перестали строить предположения на пустом месте, темпы развития медицины невероятно ускорились. Послевирховский период начался всего сто шестьдесят лет назад. А сколько всего было сделано за это время…

Всякая клетка происходит от клетки.

Клетка — это краеугольный камень в твердыне научной медицины.

Все болезни нужно сводить к изменению в клетках.

Научное сообщество встретило публикацию трудов Вирхова с огромным интересом. Труды эти практически сразу же после выхода в свет были переведены на английский, французский, русский и испанский языки. Вирхов вправе был ожидать триумфа, но триумфа не вышло. Несмотря на то что каждое утверждение Вирхова было сделано при помощи морфологического метода, то есть все выводы подтверждались вескими научными доказательствами, от которых невозможно было отмахнуться, многие ученые все же сделали это и объявили учение о клеточной патологии ненаучным. И дело было совсем не в Рокитанском и его гуморальной концепции. Ученым не понравился сам подход, сводящий уникальный и неповторимый человеческий организм к простому сообществу клеток. Такое «упрощение» в глазах многих выглядело даже не глупым, а кощунственным. Врачи привыкли рассматривать организм как нечто целостное, да и сами болезни располагали к таким взглядам, поскольку любая болезнь в той или иной мере, много или мало, но отражается на всем организме. Если уж говорить начистоту, то тем, кто осуждал Вирхова, не хватало широты взглядов и глубины мысли для того, чтобы понять его теорию.

Вихров говорил о том, что все болезни вызываются изменениями, происходящими в клетках, а его оппоненты понимали это как разложение организма на части или сведение болезней к проблемам отдельных клеток, без оценки состояния всего организма. Сильнее всего возмущались те, кто специализировался на изучении нервных болезней. Ко второй половине XIX века господство нервной системы, объединяющей организм в единое целое, не вызывало сомнений, а об эндокринной системе, которая помогает нервной руководить всеми процессами в организме, сведений пока еще было накоплено мало. И вдруг кто-то дерзает покушаться на священные устои…

Вирхову повезло. Нападки на учение о клеточной патологии прекратились еще при его жизни. К концу XIX века никто из ученых, за исключением отдельных лиц, которым принцип был важнее дела, не оспаривал взглядов Вирхова. Клеточный приоритет утвердился в медицине in aeternum[137], как говорили древние римляне.

Говоря о вкладе Вирхова в развитие медицины, нельзя не отметить еще один вклад, не всеобщего, а местного значения. Вирхов занимался не только медициной, но и политикой, в которую его привели забота о бедных людях[138] и обеспокоенность состоянием санитарного дела в немецких княжествах, а впоследствии — и во всей Германской империи. В том, чем является современная Германия, есть частица труда Роберта Вирхова, не только ученого, но и гуманиста.