Стеклобой - Михаил Перловский

Придерживая на ходу объемную шляпу и заглядывая в блокнот, к Романову подошла девушка. На блокноте он прочел надпись: «Вечерний желающий». Корреспондентка — вот тебе, наконец, и пресса. Она, приблизившись и, вероятно, узнав его, неопределенно промычала, закрыла блокнот и вернулась к дереву, под которым сидела.

Делаешь для них все, что можешь, рвешь себя в куски, и вот тебе… Он вспомнил, как сидел многие часы, как старался наладить работу этой хромоногой системы для этих вот, которые сейчас шипят и бросают косые взгляды. Находишь для них эту каланчу, хочешь, чтобы они перестали страдать… Он бормотал себе под нос и почти уже сам был уверен, что каланчу он искал для людей и очень скоро устроил бы туда доступ. Он почти забыл и про наряд милиции, и про «неконтролируемый поток желающих», и про свое твердое намерение уехать. Мысль о пацанах промелькнула среди суеты, как спина серебристой рыбы под толщей льда, промелькнула и опять легла на дно.

— Собака! Девочка! Осталась собака! Там! — раздался крик.

Петр Пиотрович, спотыкаясь, бежал через двор и простирал руки не то к небу, не то к верхним этажам.

Романов, не говоря ни слова, бросился к подъезду. Вот и дело нашлось, заодно и папку проверим, думал он на бегу.

— Во дает! Да не ори, Петро, вон, видишь, начальник стартанул. Хоть что-то полезное сделает, — услышал он вслед.

Романов ворвался в подъезд и тут же закашлялся — на лестнице клубился дым. Он высунул голову во двор, вдохнул поглубже и побежал наверх, хватаясь за перила. На площадке второго этажа он чуть не врезался в свои зеркало с креслом. Его вещи стояли там как ни в чем не бывало, словно он застал их мирно спускающимися во двор. Романов хрустнул ключом и надавил на ручку. Дверь не поддалась, она была заперта. Но Романов точно помнил, что закрывал только на второй сверху замок, чтобы больше не путаться. Он толкнул дверь плечом. Дверь была неприступна. Сбитый с толку, Романов зачем-то нажал на звонок. Он никогда не слышал его трели, и очень удивился глухому кашлю, раздавшемуся в ответ. За дверью послышались уверенные шаги, повернулся ключ, и на пороге появился Макс. Он стоял как ни в чем не бывало, в красной своей рубашке, босой, в закатанных до колен джинсах. Стекла его очков блеснули холодным блеском.

— А вот и главный герой, — невозмутимо сказал он. — Где папка?

— В духовке, — обалдело ответил Романов.

— Зайди уже, и так не продохнуть, — сказал Макс, закашлялся и втащил Романова в квартиру, предварительно бросив взгляд на лестницу. — И ботинки сними, я пол вымыл, — хохотнул он. И Романов наконец заметил, что стоит по щиколотку в воде. Дыма внутри тоже было достаточно.

— В духовке. Это логично, — продолжил Макс и, хлюпая, отправился на кухню. — Так на суде и выступишь — я не поджигал, а папка в духовке.

Романов бросился за ним, поднимая брызги.

— Погоди, ты откуда взялся? Все-таки это я тебя видел на заводе? — Романову стало вдруг необъяснимо легко и радостно, будто разом закончились все его злоключения, и даже захотелось немедленно обнять этого мерзавца.

Но Макс не обратил никакого внимания на вопрос и даже не обернулся, шаря рукой в духовке. Вместо ответа он спросил сам:

— Ты чего в горящий дом поперся?

— За собакой, — глупо сказал Романов и замолчал. Он совершенно растерялся. — Оливия в обмороке, наверное. От дыма, — зачем-то добавил он.

Макс, наконец, обернулся и выжидательно уставился на Романова.

— Ну, что?! — как всегда не выдержал его взгляда Романов.

— Дядя Митя в этот раз угорающего спас, — со вздохом продекламировал Макс и поднялся. — Ну и вали за животным, что.

Он двинулся на Романова, подталкивая к двери.

— Жду внизу. — Макс легонько пнул пятящегося Романова за порог и захлопнул дверь.

Романов послушно побежал наверх, и ему не хотелось думать ни о том, как Макс здесь оказался, ни о том, откуда он знает о папке: как всегда, всему найдется логичное объяснение. Макс приехал, Макс — это мозг, а значит, теперь все будет хорошо.

Оливия лежала в мультипликационной позе замороженного на бегу зверя. От шума романовских шагов она очнулась, но от хлопнувшей на сквозняке двери тут же снова потеряла сознание. Романов завернул ее в первую попавшуюся под руку куртку, с кряхтением ухватил этот кокон и потащил вниз. Трижды пришлось останавливаться и отдыхать — Оливия соскальзывала, несвоевременно проявляя признаки жизни. На уровне второго этажа задыхающийся и вконец обессиленный Романов услышал одинокие аплодисменты. В его кресле сидел Макс, подпирал кулаком щеку и насмешливо смотрел на потрепанного Романова с собакой.

— Внимание, обжигающе горячие новости! Наш мэр, собственными руками и даже, не побоюсь этого слова, ногами совершил исторический, хотя нет, лучше — истерический, хотя нет — героический поступок и спас собачку. Благодарный хозяин подарил ему мешок собачьего корма. Читайте в свежем номере!

— Ты бы эту собачку с шестого этажа спустил, тогда бы по-другому заговорил! — Романов хотел было пройти мимо, чтобы уже вручить эту тушу взволнованному хозяину, но Макс остановил его:

— Ладно, давай сюда. — Он протянул руки и перехватил Оливию, а Романов в который раз беспрекословно его послушался.

— Давай переоденься, смотреть на тебя противно. Смени мокрые штанишки. — Макс мотнул головой, и Романов увидел чистые брюки и рубашку с кроссовками, аккуратно сложенные на подлокотнике кресла. Под ними лежала черная папка.

— Только не копайся. И вообще, хоть бы спасибо сказал, спасаешь тут его антиквариат, надрываешься, а он недоволен. Потом вернемся, вытащим. — Макс спустился по лестнице и, шикарным пинком открыв дверь, вывалился на улицу. Романов услышал приветственные крики и аплодисменты, быстро натянул одежду, сунул папку за ремень и выбежал вслед за Максом.

На улице все кардинально изменилось. В небе висели угольно-черные плотные дымные тучи, внутри которых что-то варилось, в некоторых окнах бушевало пламя. В центре двора уже стояли две красно-белые машины, тут и там сновали пожарные в зеленоватых брезентовых комбинезонах. Так, машины все-таки нашли. Паника и суета набирали обороты. Куда девался этот…

— Сссобаку из гггорящего дома?! Ммммужчина! — прокричал незнакомый старичок над ухом Романова и, толкнув его в бок, стал пробиваться сквозь толпу. К Максу, уже окруженному со всех сторон, стягивались люди. Его предлагали качать, а он только отбивался, белозубо улыбаясь. О том, что за собакой отправился Романов, никто уже не помнил.

Когда Романов протиснулся вперед, Петр Пиотрович бережно держал на коленях Оливию, рядом с Максом стояла Света и смотрела на него таким взглядом, будто он мог прекратить творящееся вокруг безобразие одним движением брови. Слезы у нее, кстати, совсем высохли, только на щеках оставались черные разводы. И ей очень шло быть вот такой заплаканной, встрепанной и совсем отстраненной от него, Романова. Наконец-то появилась дистанция, с которой ее можно было, наконец, разглядеть.