Стеклобой - Михаил Перловский

Романов ощутил, как к тошноте и стальному пруту в позвоночнике добавляется липкая испарина. Какой еще вокзал, с раздражением спросил у карточки Романов и начал рыться в карманах пиджака, надеясь найти ответ там. Дико захотелось курить. Всплыли воспоминания. Третий уже брудершафт, и он трясет старика за плечо, уговаривая уехать: «Пора, выбираться из этой дыры, вам нужен отпуск. И мне… нужен отпуск. Всех отпустить!» Кажется, он обещал ему место на кафедре… или это было во сне? Романов загромыхал ящиками стола в поисках сигарет и в самом нижнем отыскал помятую пачку древнего «Пегаса». Интересно ты придумал, приятель, сказал он сам себе — вокзал. А барахло? Креслице твое в вагончик не влезет, и книжечки ты не упрешь… Черт, где же зажигалка… Или он думал, что вернется в город позже — проведает пацанов и сразу вернется, столько здесь еще дел. Хотя бы спички, дайте же огня, звери…

Простонав, Романов шагнул к окну и охнул. Город был затянут черным дымом, кое-где мелькало рыжее пламя, по площади метались люди, слышались далекие завывания сирены. Все звуки, которые он не мог себе объяснить сквозь сон, теперь материализовались наяву. Он дернул створку окна, и тут же запах гари и шум, значительно прибавив громкости, бросились ему в лицо. Город был как на ладони, и масштаб бедствий напоминал эпические полотна о войне 1812 года. Наверное, только отсюда такое и увидишь, как-никак самое высокое здание в городе. Романов обмер с прилипшей к губе сигаретой: он наблюдает, как горит город, с пожарной каланчи.

Сердце норовило выпрыгнуть через уши, он слышал каждый его удар. Чертов старик со своим лекарством! Романов бросился к люку, дернул изо всех сил, дверца легко поддалась, и он отлетел к стене. Больно ударившись затылком о раму картины и обернувшись, он встретился взглядом с толстым усатым пожарником в блестящей каске. Тот тревожно смотрел на него с холста: «Не уберег, братец, не уберег!»

Прогрохотав по ступеням лестницы, Романов миновал пустой прохладный зал музея и толкнул плечом дверь. С обратной стороны вскрикнули. За дверью стояла кудрявая пухленькая девушка в милицейской форме. Она потирала плечо и обиженно смотрела на Романова.

— Сержант Волкова. Ваши документы, — строго проговорила девушка.

— Какие еще документы? Доложите, что тут… — Романов оглянулся по сторонам. Раздавались крики, детский плач, тут и там высились груды сваленных вещей. Тюки тряпок, почему-то телевизоры, лыжные палки и коляски. Вдалеке мерцал бок грузовичка полевой кухни. Мимо со скрежетом пронеслась «Газель».

— Ваши, гражданин. У меня приказ мэра никого на объект не впускать, выходящих задерживать… До выяснения.

Она покраснела и растерялась, словно никак не ожидала ничьего появления изнутри, и явно не знала, как поступить.

В памяти мелькнуло стыдное: он невнятно рычит в трубку из музейного кабинета. «В целях контроля за объектом стратегического назначения, приказываю выставить пост…» Романов вдруг увидел себя со стороны — небритый, вспотевший, в измятом пиджаке, наверняка он больше походил на бродягу. Но сейчас все это неважно, а важно сейчас совершенно другое.

— Послушайте, сержант Волкова, мэр — это я, — с усталой твердостью в голосе сказал Романов. — Приказ я издал сам. А теперь отменяю, нечего здесь охранять. Идите домой. Видите, что в городе творится? — Романов еще раз безнадежно ощупал карманы. — Спичек нет у вас, сержант?

— Вы мэр? Ну, конечно, — девушка усмехнулась. — Без документов не положено! До выяснения! — она повысила голос и, заметив, что Романов собирается уходить, ухватилась за кобуру.

Романов окликнул проходящего мужика, толкавшего перед собой тележку из магазина, забитую ватниками.

— Прикурить не будет?

Мужик протянул ему зажигалку и усмехнулся:

— Тебе огня мало?

— Что там город?

— Полыхает! — бодро ответил мужик. — Давно пора спалить эту богадельню, — вдруг добавил он и сплюнул на землю.

Романов затянулся, ветер мешал прикурить.

— Стрелять буду! — закричала сержант тонким голосом и продолжила неловко копаться в кобуре.

Сигарета наконец разгорелась.

— У них патронов нет, — доверительно сказал ему мужик, — откуда у них патроны, если милиция раз в три месяца меняется. И пистолетов. Салют!

Он махнул рукой сержанту, которая обиженно проговорила:

— У меня же приказ! Я тогда пойду с вами.

Романов постоял рядом, затянулся несколько раз и сказал:

— Идите домой, видите, что творится здесь.

Ему захотелось снова пережить те спокойствие и радость, которыми он был полон вчера. Он пытался вспомнить, как ему было хорошо, как лихо работала голова. Но было стойкое ощущение, что там, где вчера действовал сложный сверкающий механизм, теперь пустовало помещение, в котором валялись на полу куски картона, свисали провода и торчали пустые розетки.

Пройдя два квартала, он понял, что из-за одышки не может двигаться быстро, в глазах плавали радуги. Добравшись до фонтана, он остановился — картина, которую он наблюдал на улицах, ему категорически не нравилась. Это такая месть города? Но ведь второго разговора, обещанного в кабинете, еще не было… А почему, к примеру, никто не берет воду из фонтана? — неожиданно подумал он. Где ведра, цепочки и прочие народные методы? Романов наклонился к зеленоватой воде, умылся и сделал два глотка, зачерпнув воды в ладонь. Улицу заволакивал дым, поднявшийся ветер гонял по асфальту мусор и сорванные афиши вчерашних чтений. Куда же подевался старик, город его забери вместе с его нектаром… Романов попытался ухватить нить рассуждений, но мысли скакали чехардой и отказывались выстраиваться по порядку. Он перегнулся через борт и опустил голову в воду. Когда он вынырнул, холодная вода охотно устремилась за шиворот. Медленно-медленно, как большое облако, формировалась даже не мысль, а предчувствие. Если у него нет больше способности соображать так, как он мог еще вчера… Это означает… Это…

Он еще раз нырнул головой в фонтан, задержал дыхание, стиснул зубы и вынырнул, только когда перед глазами поплыли цветные пятна.

Снова, как и раньше он проваливался в пустоту и не мог ни за что зацепиться. Романов присел на бортик и долго смотрел, как с волос падают на землю круглые капли.

Это значит, что город, как и обещал, отнял у него все. И что вчера они с Беган-Богацким выступили с клоунским номером при полном отсутствии публики. И что каланча — совсем не то здание, в котором Мироедов загадал желание.

А из этого, в свою очередь, следует, что Романов проиграл, остался пустым местом, каким и был всегда, и скоро зарастет травой. Его пронзил стыд такой всепроникающей силы, как будто он подхватил вирус и мгновенно заболел. Он вспомнил свои выкрики в каланче и подумал, что теперь действительно пора уезжать. Нет никаких волшебных домов, двадцать лет работы и его черная папка — туфта, глупость, никчемные потуги, катись оно все к чертям вместе с Мироедовым. Он посмотрел на русалку, обнявшую мозаичную рыбу и подумал, что как ни странно, впервые со дня приезда в город, ему предельно ясно положение, в которое он попал. И еще внезапно вспомнил о бабушке Варваре, которая так хотела, чтобы у ее потомков был дар.