Дороги скорби - Павел Серяков

Я никогда не забуду слетевшую с губ раненого фразу:

— Ангел одолел змея. На холме. Я видел это.

«…На следующее утро его закопали в общей могиле. Я так и не смог спасти парня, то было попросту невозможно. Одна из медичек сказала, что покойника прозвали Чурбаном» (фрагмент из дневника Дирка Недоучки, коронера гнездовского и руководителя полевого госпиталя в годы войны против великой армии кальтехауэров, умершего от черной смерти в возрасте пятидесяти трех лет).

Вторжение в Гриммштайн возглавлял конунг Эгиль, и поговаривали, что на то его подвигло знакомство с гостем, пришедшим из-за Седого моря, которого простолюдины Исенмара величали Великим Змеем. Именно Великому Змею принадлежала идея объединить исенмарские племена в одно великое войско.

В то время, когда великий флот Эгиля покинул родные берега, передовые отряды кальтехауэров сеяли панику и смерть в землях, разрозненных междоусобицами. Десятки деревень и городов были сожжены дотла, а те, кто не смог бежать, были убиты с особой жестокостью. Даже Трефы, затеявшие наконец вторую войну Трефов и скопившие к тому моменту значительную мощь, не выдержали натиска передовых отрядов Эгиля. Король Гриммштайна велел созывать знамена. Впервые за полвека герцоги гриммштайнских земель сели за стол переговоров, решая, как быть с иноземными захватчиками. Ту встречу назвали Днем компромиссов и благоразумия.

Решающим, но не последним боем с великой армией кальтехауэров Эгиля стала битва у Алой равнины, которой предшествовали несколько лет ожесточенной войны.

Войско престарелого короля Рудольфа расположилось на холме между правым брегом Стремнины и болотами Калеба. Основу боевого порядка армии Гриммштайна составляла пехота, построенная боевой фалангой. Такое построение было наилучшей защитой от атак легкой конницы исенмарской армии. На флангах гриммштайнского войска размещалась тяжелая конница Трефов и Вяземского герцогства. Перед фронтом были рассыпаны отряды лучников.

Битва на Алой равнине была выиграна, несмотря на царивший хаос и явный численный перевес противника. После победы армия Гриммштайна перегруппировалась и вытеснила неприятеля к берегам Седого моря. Ветераны той войны клялись, что причиной победы войска Рудольфа стало явление на поле брани ангела. Гибель Великого Змея — сакрального для большинства кальтехауэров бойца — разожгла огонь в душах сынов Гриммштайна.

Честь и слава погибшим!

«Дама Треф — символ Гриммштайна, его гордость. Рыцаря с изображенным на щите репьем видели в пылу каждого сражения и после, стоило тому рыцарю бесследно исчезнуть, многие поняли, что видели перст Божий, провидение, воплощение Родины, взявшей в руки клинок. Поэты считают, что Дамы Треф не существовало в её физическом воплощении, но она жила в сердце каждого воина. Она воплощала как скорбь по павшим, так и отмщение за оных. Как радость побед, так и горечь потерь. Я же воочию видел этого замечательного человека, я дарил тому человеку доспехи и благословлял его на поиск своего сердца, разрешив путешествовать от армии к армии. Теперь я сокрушаюсь лишь о том, что мне не ведома судьба Ангела после битвы у Алой равнины» (философские измышления Рудольфа Гриммштайнского).

Друг мой, уже далеко за полночь… А потому набей-ка свою трубку и приготовься к последней истории этого вечера. Не буду затягивать, это нам ни к чему, но прежде позволь задать тебе вопрос. Тебе доводилось бывать в городе героев, королей, рыцарей и убийц из Псарни? Ты уже догадался, о каком городе я говорю. Да, ты наверняка бывал в Златограде. А раз так, должно быть, видел каменное изваяние, встречающее гостей сего прекрасного города. Да, я вижу по глазам, что это так. А знаешь ли ты, что за человек высечен из камня, знаешь ли ты, чей взгляд устремлен к небу и чье лицо солнце озаряет первым делом ранним утром, перепрыгивая через крепостной вал?

Безусловно, ты знаешь это, да, друг мой, о таких вещах стыдно не знать, будучи гражданином нашего славного отечества. Готов спорить, что одна очень весомая часть сей истории тебе не известна, а раз уж наши умы этой дождливой ночью обращены к сказкам ведьм Рогатого Пса, готов поклясться, что и эту ты выслушаешь с интересом.

Война не бывает предсказуемой. Это понятно каждому, но в тот час Трефы попросту не могли поверить в происходящее.

«Черт вас дери! — сокрушался и через долгие годы экс-командующий армии Трефов — Дидерих из рода Хейна, на гербе которого и по сей день красуются перекрещенные клинки на поле в черно-белую шашку. — До Гнездовья оставался день пути, несколько решающих боев…»

Враны были малы числом, а их боевой дух, по прогнозам ставки командующего, должен был улетучиться еще три десятка дней назад, когда войско Трефов форсировало реку Искорку, разбив пограничные укрепления.

— Враны только и делают, что бегут, — говорили люди и ошибались. Ошибался Дидерик, ошибались его советники.

В то время Янтарные Скорпионы, Черная Саламандра и Алая Десница — элитные подразделения Трефов, наводили ужас на Вранов край, так сказать, не давали противнику поднять голову. Их не было в то роковое утро, когда поля затопил вязкий дым, перемешанный с утренней хмарью.

Гхарр наблюдал за происходящим с великим интересом. Бесплотным духом витал он по полям брани и наслаждался каждым смертельным ударом, каждым предсмертным криком и хрипом. Он знал, что развязка для многих станет великим удивлением. Полному наслаждению Гхарра препятствовала одна лишь деталь — жестокость Рогатого Пса, ведь тот, поселив сына на дорогах Войны, запретил идеалу воина присутствовать на сечах и наложил вето на личное участие Гхарра в пирах крыс, бродячих собак и ворон. «В первом же бою против людей, сын мой, ты будешь убит. Будь мудрее, не кичись вверенной тебе силой», — так говорил Рогатый Пес, и змеиное сердце Гхарра из века в век переполняла ненависть к создателю. Ненависть, усугубляемая великой сыновьей любовью.

«То утро я вспоминаю каждый раз, отходя ко сну, — говаривал Дидерик. — Туман тянуло с берегов Стремнины, и он как белый, рази его в душу, саван обволакивал поля перед Гнездовьем. Глаз выколи, не видно ни зги. Мы успели привыкнуть к тому, что туман — неотъемлемая часть Вранова края, но в то утро он был особенно густым… Мы не видели врага, а следовало бы».

Они переминались с ноги на ногу, сжимая в руках копья. Пехоту лихорадил ужас внезапной атаки.

— Держать строй! Суки! Держать строй, вшивые твари! Они не застали нас врасплох! Нам нельзя отступать! — кричал Карл из дома Возняка. — Это всего лишь Враны, мать их!

«Всего лишь тяжелая кавалерия Вранов, — эта мысль искрой влетела в сознание Эббы — пехотинца, взятого в ополчение из деревни Репьи, что на окраине Трефовых земель, влетела и разожгла в его сознании пламень ужаса. — Это всего лишь тяжелая конница, а за ней, скорее всего, идет пехота». Его руки трясло, но он продолжал сжимать древко копья.

— Лучники! — утробный крик Дидерика разорвал гул и гомон. — Готовьсь!

— Были бы здесь сейчас Скорпионы да Саламандра с Десницей, — произнес кто-то из солдат, — выдюжили бы.