Не надо пофигизма - Андрей Курпатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В принципе, если вы будете соблюдать прописанную вам диету, режим дня и т. д., есть вероятность, что, скорее всего, ваше состояние в ближайшие три года не будет таким, что потребуется оперативное вмешательство.
И он не издевается, он говорит как есть.
Любая машина ломается, а если сломалась – не факт, что её можно починить идеально. Но это не значит, что с этим ничего нельзя сделать. И это что-то надо делать, что, конечно, не гарантирует вас от того, что эта машина не сломается снова.
Наш организм – сложная машина, которая имеет свойство ломаться, требует постоянного ухода и контроля, а из-за своей сложности восстанавливается не целиком, не полностью и не навсегда. Но это проблема жизни, а не медицины.
Медицина занимается тремя вещами:
• она вытаскивает людей с того света – это её самая главная задача: не дать человеку умереть, и с этой задачей, надо признать, она справляется очень хорошо;
• вторая задача – стабилизировать состояние пациента, в ряде случаев перевести заболевание из «острого» в «хроническое» (но хроническое – это не значит, что вам всегда плохо и это смертельно);
• наконец, третья задача – предполагать возможные риски для здоровья пациента и предписывать ему профилактическое лечение, которое способно эти риски уменьшить.
Головная боль – недуг, вызываемый рекламой средств от головной боли.
Нигде в планах и задачах медицины «чуда» не значится. Хотя, я должен сказать, иногда-таки чудеса – при конструктивном взаимодействии врача и пациента, исполнении всех предписаний и т. д, и т. п. – то, что можно назвать «чудом», случается.
Если же пациент в целом наплевательски относится к своему здоровью, то что врач может сделать? К сожалению, мы все, мягко скажем, не слишком аккуратны в выполнении врачебных рекомендаций. Такова статистика: более половины рекомендаций врача не выполняются вовсе.
Америка – это страна, где за доллар можно купить запас аспирина на всю жизнь, и этого запаса хватает на две недели.
Но если самому пациенту на своё здоровье наплевать, то почему врач должен радеть за больного? Если бы пациент и в самом деле беспокоился за своё здоровье, то врачу бы не потребовалось рекламировать пациенту выписанный рецепт – уговаривать, убеждать, контролировать.
Да, я сам врач, и может, наверное, показаться, что доктор «выгораживает» докторов. Но правда в том, что все мы чьи-то пациенты, и я не исключение. Я тоже болею, у меня тоже есть врачи. Но я, на счастье, хорошо их понимаю. И думаю, что это – самое главное для достижения результатов лечения.
Конечно, у пациентов может быть множество претензий к врачам, я это понимаю. Сам сталкивался, сам могу рассказать немало «жизнеутверждающих» – нелестных для докторов – историй про работу своих коллег.
Нормальный человек тот, кого вы не знаете очень хорошо.
– У тебя уникальная болезнь! – весело сказал мне реаниматолог, когда я находился на его попечении в неврологической реанимации. – Больные с таким параличом умирают в ясном сознании! Остальные помрут и не заметят, а ты будешь присутствовать при собственной смерти и всё сознавать!
Вокруг меня в этой реанимации действительно не было ни одного больного в сознании. Я был единственным пациентом, который в этом реаниматологическом царстве отличался «умом и сообразительностью». Можно ли такое говорить пациенту? Ну, наверное, не стоит.
А ещё доктора постоянно забывали о том, что я в сознании, и поэтому частенько переговаривались друг с другом в том смысле, что я вряд ли доживу до утра. Тоже, наверное, не самая верная, с деонтологической точки зрения, политика – обсуждать такое в присутствии пациента, причём между делом, нехотя – мол, повозиться с ним придётся.
Прежде магию путали с медициной; ныне медицину путают с магией.
Как и многие другие пациенты, я испытал на своём опыте усталость врачей. Это когда они тебя с того света достали, а потом ты долго и очень небыстро приходишь в себя – месяцами, годами. Ничем особенным они тебе помочь уже не могут – нужно просто время, лечение, занятия.
Так что они просто забывают зайти к тебе в палату, справиться о твоём самочувствии. В неделю раз придут – и то хорошо. Я‑то понимаю, почему они так себя ведут – не потому что халтурят или плохо ко мне относятся. Они просто сделали на данном этапе что могли, а потом сделают что-то ещё. Сейчас же – лечиться по писаному и не жужжать.
Так что я никого не выгораживаю.
Мне и «препаратом» для студенческих занятий пришлось побывать много раз – приятного мало, но что поделать? Когда-то и я на ком-то учился. И ошибки врачебные на моём веку тоже случались, и очень, надо сказать, ощутимые – до сих пор хромаю (причём это из-за немецких врачей – профессора, одного из лучших специалистов Мюнхенского университета).
В общем, я, как и все люди с серьёзными заболеваниями, от врачей изрядно натерпелся. Что я могу сказать по этому поводу? Я могу сказать только одно: эти люди спасли мне жизнь. Может быть, без особого комфорта происходило сие мероприятие, и да, случались накладки, осложнения, но я жив.
Врач – философ; ведь нет большой разницы между мудростью и медициной.
Не знаю, но лично мне этого факта вполне достаточно, чтобы с благодарностью помнить о моих врачах всю оставшуюся жизнь, ценить их труд и быть им искренне благодарным за то, что они подарили мне вторую жизнь.
Может быть, и нехорошо так говорить, но в этом мире, как мне кажется, есть несколько святых профессий: учителя, врачи и защитники (военные, пожарные). Никого не хочу обидеть, поэтому повторюсь – это, так сказать, «на мой вкус», я так чувствую.
Впрочем, мне кажется, что если все мы будем так чувствовать и так относиться к представителям этих профессий, то нам всем в скором времени станет намного легче и счастливее жить.
Несчастье – заразная болезнь. Несчастным и бедным нужно сторониться друг друга, чтобы ещё больше не заразиться.
Мудрые стоики учили: всегда будь готов потерять всё, что имеешь, включая саму жизнь. И тогда тебе не придётся бояться: что бы ни случилось – ты был готов к этому.
Однажды у меня в программе принимали участие две женщины, которые познакомились в зале суда. Волею судеб они были ограблены одной и той же бандой грабителей и потому, так сказать, «проходили по одному делу».