Не надо пофигизма - Андрей Курпатов

Нужно научиться правильно бояться за своё здоровье. Да, мы не можем застраховаться от несчастного случая, от какого-нибудь редкого заболевания. Но этих вещей и не следует бояться, ведь, как говорил мой преподаватель по терапии, «чаще бывает то, что бывает чаще», а того, что бывает чаще, – банального инфаркта, инсульта, – мы этого не боимся.

Впрочем, инфаркта или рака, например, боятся те, кто страдает ипохондрией, паническими атаками, вегетососудистой дистонией, канцерофобией и прочими такими неврозами, но это как раз неправильный страх.

Бояться – это пожалуйста, а вот совершать необходимые диагностические процедуры с необходимой периодичностью – это нет, даже не предлагайте! При этом, если лечить, например, гипертоническую болезнь регулярным приёмом современных препаратов, продолжительность жизни человека можно увеличить на 10–12 лет. Неплохо, да?

Но почему же пациенты не слышат врачей, не делают то, что следует, но зато делают массу глупостей, а ещё боятся самой медицины как огня? Всё дело, как мне кажется, в неправильном понимании людьми феномена «хронических заболеваний», которых как раз большинство.

Как обычно человек рассуждает?

• Во-первых, зачем идти к врачу, если можно ещё и потерпеть?

• Во-вторых, если к нему и сходишь, то он просто выпишет тебе какие-то таблетки и что с того?

• В‑третьих, если заболевание хроническое, то его же всё равно не вылечить, так что будут с меня только деньги тянуть.

Всё вроде бы правильно: хронические заболевания на то и хронические, что избавиться от них полностью невозможно. И да, врачи не могут радикально улучшить состояние пациента, добиться его полного выздоровления. Но!

Большая ошибка думать, что врачи «плохо лечат», если у человека не наступает немедленного и чудесного излечения. Выпил таблетку – не помогло, значит, плохая таблетка!

Иногда лекарственный препарат начинает действовать через несколько недель, а то и месяцев. Всё же зависит от механизма его действия, а на это повлиять невозможно – пока, например, он не накопится в тканях в достаточном количестве, он и не будет работать.

Только вот пациенту это врачи толком не объясняют, рассчитывая, что пациент пришёл за лечением, а если лечение такое – принимать препарат полгода, то он и будет принимать его полгода. Но не тут-то было! Человеку после одной таблетки не помогло, зачем он будет вторую пить?

Правда в том, что часто это не врачи плохо лечат, а само заболевание лечится так – в такие сроки и таким-то образом. Бывает долго, да ещё с рецидивами. А мы как на это «безобразие» реагируем? Мол, ну ладно, попью лекарства недельку, а там видно будет…

Современные антидепрессанты, например, для полноценного эффекта надо пить полгода, и это минимум. Но когда я уговариваю пациента принимать лекарства (заметьте – уговариваю! – словно это мне надо лечиться от депрессии, а не ему), я даже боюсь ему сразу об этом сказать.

Ведь в этом случае шансы, что он начнёт их принимать, даже при условии, что ему это жизненно необходимо, резко снижаются. Поэтому сначала мне приходится говорить, что будем принимать препарат месяц, а потом каждый следующий месяц, как с ребёнком – «за папу, за маму, за бабушку, за дедушку».

К сожалению, многие врачи не умеют правильно общаться с пациентами или не считают необходимым это делать, не объясняют им значимые вещи, полагая, видимо, что если им самим всё понятно, то о чём тут говорить? Результат подобной врачебной небрежности бывает весьма печальным. Приведу пример.

Обычный невротический страх развивается следующим образом: человек испытывает серьёзные внутренние конфликты, переживает, находится в напряжении и тревоге. И когда у него вдруг что-то «стреляет» под лопаткой, вся его тревога концентрируется именно в этом месте.

Он впадает в ужас и панику, бросается за помощью, начинает обследоваться. Врачи ничего не находят или находят, но говорят об этом совершенно непонятно – мол, да, кое-что есть, но это вылечить нельзя и т. п. Имея в виду на самом деле, что обнаруженные отклонения настолько несерьёзны, что, в целом, и думать о них бессмысленно. Но разве это слышит растревоженный пациент?

Нет, конечно. Он весь дрожит от страха: у него же болит, а ничего не нашли или, наоборот, сказали что-то, что у него «неизлечимое заболевание» – вылечить-то нельзя! А ещё врач, для «успокоения души» пациента, может поставить ему какой-нибудь диагноз – типа диэнцефального синдрома, например.

Открою секрет: это даже не диагноз, а так – фигура речи. Врачи используют эту фигуру только для того, чтобы отвязаться от навязчивых больных, которые не готовы уйти с приёма, не получив диагноза, «адекватного» их, как им кажется, полусмертельному состоянию.

Ну хочет пациент, что поделать? Надо дать – он же клиент, он «всегда прав», как теперь выясняется. Но больной не понимает всей этой драматургии, ничего не знает о ничтожности этого диагноза, однако страшное слово – «диэнцефальный» – начинает преследовать его, как хоббита всадники Саурона или как дементоры бежавших узников Азкабана.

Наш герой принимается маниакально следить за своим здоровьем: он уже чувствует боль во всех возможных боках, давление скачет, пульс прыгает, сердце замирает. Ему кажется, что кал и моча поменяли цвет и запах, в животе всё ходуном ходит.

Он мечется по врачам, но всё, что ему назначают, не оказывает хоть сколько-нибудь положительного эффекта, только хуже становится. Это, в общем-то, и не странно, потому что проблема нашего героя не имеет ровным счётом никакого отношения к органической патологии, он находится в стрессе и имеет дело с симптомами своего стресса, а он только усиливается.