Дариен - Конн Иггульден

Она зашагала вперед вместе с Теллиусом. Шестеро грозных стражей держались рядом.

Толпа замерла в восхищенной тишине. Войска дома Саллет выдвигались в Дариен.

Нэнси хотелось только одного: поскорее убраться из дворца. Пока она здесь, в любую минуту кто-нибудь мог ткнуть в нее пальцем с воплем: «Держи ее!» Девушка содрала кожу с ладоней об узловатый жгут из простыней, пока спускалась из окна на этаж ниже. Ввалившись внутрь, Нэнси едва не попалась одному молодому стражу, который быстро бегал за ней по прямой, но медлил на поворотах. Она бежала от него до тех пор, пока он, задыхаясь и кашляя, не начал отставать с каждым шагом. Не то удача, не то сама Богиня помогла ей сбежать вниз по ступенькам и выйти на ночную улицу, ярко освещенную языками пламени, вздымавшимися к небу за спиной девушки. Руки ее по-прежнему пульсировали и горели от боли. Весь королевский двор был залит желтым сиянием разгорающегося пожара. Люди толпами валили прочь от здания, которое, казалось, должно было вот-вот обрушиться им на головы, в то время как другие стояли на месте, молились и даже пели в мечтательном оцепенении, словно у костра, восхищенные происходящим.

Затерявшись среди людей потрезвее, Нэнси вместе с ними устремилась назад к длинной улице, прочь от этого места. Верхние этажи превращались в дьявольское пекло, огонь вырывался из окон толстыми языками, распиравшими стены изнутри. По воздуху над головами толпы разлетались тлеющие угли, новая безмолвная угроза, по-своему красивая, но все же пылающая. Огненные семена, разносящие пожар дальше по ветру.

Вокруг появлялось все больше и больше королевских стражей, они разгоняли людей, иногда используя острие меча, – когда кто-то отказывался уходить. Они были на взводе, озадаченные и злые из-за нехватки информации. Полыхал уже целый дворец, приказы передавались по цепочке, и потому на одном конце двора толпу пытались удержать, в то время как на другом действовал приказ очистить территорию. Сотни человек застыли на месте, когда королевский балкон не выдержал и с грохотом упал на землю, а эхо подобно пушечной канонаде разнеслось от боковых пристроек.

Среди этого хаоса Нэнси спускалась по длинной улице, затерявшись в людском потоке, невыразимо уставшая и до смерти перепуганная. На предплечье у нее засохла кровь, и она до сих пор чувствовала, как пульсирует то место, куда угодила пуля, – рана обжигала, будто тлеющий уголь. Девушка ничего не знала о пулевых ранениях, но думала, что ей придется обратиться к лекарю, пока рана не загноилась. Но все же, несмотря на кровь, несмотря на все, что она видела и что сделала, Нэнси выбралась и теперь шагала прочь от ужаса и жестокости с чувством столь глубокого удовлетворения, что оно граничило с эйфорией. Ей выпал шанс начать жить заново, жаль лишь, что Доу Трифолда не будет рядом, чтобы разделить с ней эту жизнь.

Что-то между ними осталось недосказанным, и теперь чувству уже не суждено оформиться, оно вечно будет плакать, подобно царапинам на ее коже, порезам и ожогам. За несколько дней Нэнси успела привыкнуть, что он постоянно рядом, что она в любую минуту может обернуться и увидеть его. При этой мысли она нахмурилась. Они вместе прошли через пустыню, разделили на двоих радость, когда вырвались из лап гробницы и ее сверкающего хозяина. Не может быть, что она никогда не увидит Доу, не услышит его жалоб, не почувствует на себе прикосновения его рук.

Золотая маска дожидалась в лавке его брата и обладала явным преимуществом: находилась достаточно далеко от дворца. Нэнси опустила голову как можно ниже, когда вышла на городскую улицу, все еще в глубине души готовясь к тому, что ее в любой момент остановят и обвинят в том, что творится вокруг. Магазин брата Доу был полон магических вещиц. Доу ясно дал это понять. Достаточно войти внутрь, и она получит столько силы, что хозяину придется отдать ей маску – на случай, если с ним возникнут проблемы. Не самая приятная мысль, но Нэнси решила, что никому не позволит лишить ее единственной ценной вещи. Она честно заработала свою долю, никто не мог этого отрицать.

Продвигаясь к главной улице, Нэнси слышала обрывки обеспокоенных разговоров. Мужчины и женщины переходили от одной группы к другой, передавая то, что знали сами, и собирая информацию от других. Ее могли бы повеселить слухи о том, будто кто-то из Двенадцати Семей отправил во дворец не меньше дюжины наемников. Но этой ночью Нэнси пролила много крови, и ей было вовсе не весело. По крайней мере, короля Йоханнеса убила не она. Это осталось для нее загадкой, хотя она подозревала, что тут не обошлось без тех двоих мужчин, которых она подслушала, прячась на балконе.

Она почти не чувствовала вины за смерть лорда Альбуса, и это ее удивляло. На лице судьи было написано презрение, и это помогло ей отбросить даже малейшую мысль о прощении. Нэнси цеплялась за тяжелое воспоминание теперь, когда магия иссякла и внутри у девушки зияла пустота. Да, временами она действовала грубовато. Но в итоге человек, которого она хотела наказать, умер на ее глазах. Быть может, это ничего не меняет. Быть может, когда-нибудь к ней придет раскаяние за содеянное. Откуда ей знать? Но пока ей было хорошо. Она свершила собственное правосудие.

Чем дальше Нэнси отходила от королевского дворца, тем чаще до нее доносились слухи иного рода: будто западные врата захвачены, Двенадцать Семей выводят свои войска, а весь Дариен под угрозой. Ничего удивительного, тем более Нэнси знала, что король убит. В городе происходило нечто масштабное. В глубине души у нее мелькнула надежда, что со всем этим разберется кто-нибудь другой. Нэнси отмела это наивное желание, едва осознала. Нет, она пойдет и посмотрит своими глазами, как и все остальные.

Когда Нэнси приблизилась к стражам, которые выстроились вдоль широкой дороги и одаривали каждого подозрительными взглядами, держа наготове обнаженные мечи, в голове у девушки уже созрел план. Этой ночью она оказалась частью чего-то большего, в самом сердце событий – горячем, пульсирующем. Кто-то застрелил короля. Она не вернется ни к Баскеру, ни к брату Доу, пока не узнает подробностей.

По пути к королевским вратам она поняла, что шагает неуклюже, как человек, который по какой-то причине разучился вести себя естественно. Еще не рассвело, за спиной Нэнси полыхал дворец, и на его фоне Нэнси выглядела четким силуэтом – но ведь они могут заметить выжженные дыры на ее одежде, капли крови в волосах? Она ждала, что вот-вот кто-нибудь крикнет и по мостовой гулко застучат сапоги, но ничего не происходило.

Она выскользнула за пределы Дариена, повернулась на запад, где бурлила толпа, – будто рыба, пытающаяся плыть против течения. Теперь она шагала, не поднимая головы, хотя ей хотелось бежать, тяжело дыша и размахивая руками. Она жива, она выбралась.

Внезапно у нее на глаза навернулись слезы: она тосковала по Доу, жалела всех тех, кого ей пришлось убить, где-то внутри ее нарастало чувство горя и отвращения. Повсюду мелькали лица, и ни с того ни с сего Нэнси почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Она с ужасом зажала рот ладонью, но тонкая струйка желчи просочилась сквозь крепко стиснутые пальцы и запачкала пальто какого-то мужчины.