Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого. Книга 2 - Валерий Кузьмич Перевозчиков

то есть с восьмого класса. С этого момента начались какие-то отношения. Может быть, всё началось с канадского хоккея. Как мне кажется, мы первыми среди школьников Москвы начали играть в канадский хоккей, во всяком случае, мы так считали. И вот где-то Гарик Кохановский достал настоящие «канады». Это была такая радость — что-то невероятное! И никаких щитков, никаких шлемов тогда не было. У меня были обыкновенные «гаги», и я стоял на воротах, стоял в первый и последний раз… Потому что Гарик Кохановский так «заехал» мне шайбой по ноге, что я по сей день это помню. Так что вначале сроднились мы на почве чистого интереса к спорту. Гарик Кохановский в хоккее очень преуспевал, ещё в одном параллельном классе учился будущий олимпийский чемпион — Игорь Деконский… Мне кажется, что и Высоцкий был с нами, но были ли у него коньки, я не помню, ведь тогда коньки были не у всех, их достать было невозможно. Когда отец мне купил «канады» — это был миг полного счастья и полного тщеславия! У Лёвки — «канады»!

Как вам, наверное, известно, мы учились в мужской школе, а рядом была 187-я женская школа. Мне кажется, что у Володи тоже были коньки, потому что я помню наши походы на каток и знакомства с девчонками из соседней школы. Появились какие-то знакомства на катке, — это всё было в 8–9 классах. Тогда мы пришли к нашему любимому завучу Михаилу Петровичу и добивались совместного вечера. У нас был вечер, но были одни мальчики, были их родители, и мальчики со сцены декламировали стихи и пели песни. И вдруг Михаил Петрович устраивает нам совместный с девочками вечер в актовом зале 187-й школы, и Володя — это я отчётливо помню — читал басню Крылова…

— Но она была переделана…

— Да, да — в шутливой, даже пошловатой форме. Это не с точки зрения искусства, а с точки зрения оценки прошлого. Я хорошо помню этот вечер — это наиболее яркая страница нашего детства, по крайней мере, из моих воспоминаний. Это не был сексуальный интерес, но подсознательно мы тянулись к этому, потому что ни у кого не было тогда девочки, с которой бы он встречался, по крайней мере, у меня точно не было. И после этого вечера мы стали ходить к кому-то из девочек домой слушать Лещенко и Козина, пить сухое вино и в темноте есть торт и детские пирожные, которые были маленькие и очень дешёвые.

Я очень хорошо помню, что на Трубной площади, в одном из старых домов жила Вера Козлова, которая казалась мне очень недоступной, хотя она была нашей ровесницей. Была ещё такая Тартаковская, очень красивая девочка. И мы впервые с этими девочками поехали на природу. Мы взяли с собой сухое вино, еду, и я даже помню это место — это было в Кратово, на берегу озера. Когда мы стали думать, куда поехать на этот пикник, я сказал:

— Давайте поедем в Кратово — там прекрасное озеро… Это линия школьная — 8–9 класс, хоккей, совместные вечера, походы на каток… Да, года два заливали дорожки сада «Эрмитаж».

— Ну, сад «Эрмитаж» — это целая эпопея…

— А вы, наверное, знаете это не только от меня. Там недалеко жил Володя Акимов, у него была своя комната, он в те годы был художником, и по тем временам нам казалось, что — очень серьёзным. Я позже стал профессиональным художником. Не помню, какие у него тогда были полотна, но помню, что они были необычные. Это десятый класс, а может быть, и после школы. Это компания Володи Акимова, которая собиралась у него дома.

— То есть, вы продолжали общаться и после окончания школы?

— Да, когда я в 59-м году пришёл из армии, все функционировало, компания жила.

— Но началось это в 8–9 классах — встречи у Акимова в его громадной комнате?

— Да, это был целый мир, и мне казалось, что другого мира просто не существует. Это были встречи в его огромной комнате, которая существует до сих пор. Практически это не были отдельные встречи — это было ежедневное времяпрепровождение… Мы слушали музыку. Я не помню, какого склада была музыка, но джазом для нас были Утесов и Цфасман, Эдди Рознер, — ведь мы же ходили в «Эрмитаж» на их концерты. Более того, не каждый мог купить билет — просто не было денег, так что мы сидели в оркестровой яме, слушали у входа. Сад был великолепный, — это был остаток дореволюционной Москвы.

Большой Каретный переулок, 15. Дом 1900 года постройки, в котором бывал весь цвет Москвы. Тут, в квартире его отца, прошли юношеские годы Владимира Высоцкого. Здесь же проживали Левон Кочарян вместе с женой Инной Александровной (в кв. № 11), а также школьный товарищ Высоцкого — Володя Акимов.

А ещё мы прогуливали школу, сбегали на «Тарзана»… У пленных немцев, которые строили Петровку 38, мы оставляли портфели, потому что с портфелями не пускали в кино. А чуть помладше — мы сбегали в уголок Дурова и часами простаивали у говорящего ворона. На вопрос: «Как тебя зовут?» — он отвечал: «Воронок». «А как ласково тебя зовут?» — «Воронуша».

У Гороховера мы играли в карты. И сам факт, что в карты мы играли на деньги, увеличивал к ним интерес. Играть без денег казалось неинтересно. Правда, Гороховер, как мне по сей день кажется, был взрослее нас по развитию, несмотря на то, что был младше на класс — он раньше нас прикоснулся к порочным, что ли, сторонам жизни. Не в том смысле, что это плохо, а просто он больше соприкоснулся с реальной жизнью, столкнулся с её негативными сторонами.

Нам никогда не было скучно. У нас была масса интересов, не знаю — высоких ли, но уж не низких — точно. Была живая жизнь.