Порция красивого яда - Келси Клейтон

Последняя фотография не дает мне покоя. На ней Хейс одной рукой отмахивается от камеры, а в другой держит пиво. Он выглядит чертовски хорошо, так же, как и всегда, только немного старше. Я стараюсь избегать его фотографий, насколько это возможно. Это так заманчиво — вернуться назад, несмотря на напоминания о том, что я теряю. Но в его глазах есть какая-то грусть, которую, кажется, никто не замечает. Как будто он отчаянно пытается сбежать от собственной жизни, хотя бы на мгновение.

И я понимаю его, потому что тоже это чувствую.

Слезы наполняют мои глаза, а боль в груди усиливается с каждой секундой. Не хватает слов, чтобы выразить, как сильно я скучаю по нему. Как сильно я хочу вернуться в ту ужасную ночь и сделать все по-другому. Но есть и та часть меня, которая испытывает облегчение от того, что он все еще на свободе. Он не гниет где-нибудь в тюрьме.

У него есть бар и друзья, он сидит у костра и пьет пиво — его любимый способ провести вечер. Как бы мне хотелось быть там, сидеть у него на коленях и заставлять Кэма и Мали жаловаться на то, как отвратительно мы влюблены. Потому что так и было. Мы были так безумно влюблены. И я до сих пор люблю. Это чувство никогда не пройдет для меня.

И когда я плачу во сне, как я делала это много раз за последние девятнадцать душераздирающих месяцев, я позволяю боли от отсутствия его съесть меня заживо.

Если бы только она смогла поглотить меня.

3

Ощущение похмелья стало слишком привычным. На языке остается привкус алкоголя, который вызывает тошноту, но головная боль не дает мне встать, чтобы что-то предпринять. Я вслепую достаю телефон и вижу, что опоздал на час к открытию бара. Я бы сказал, что Кэм меня убьет, но он, наверное, в такой же ситуации, как и я.

Открываю телефон, и мои глаза расширяются, когда я вижу имя Лейкин. Но надежда на то, что она пыталась мне позвонить, умирает мучительной смертью, когда я понимаю, что это я пытался ей позвонить.

Двадцать семь раз.

К счастью, этот номер не принадлежит никому другому. Формально он не принадлежит и ей. Ее родители перевели номер на мой счет, когда мы поженились, и я скорее заплачу за него, чем отменю. По крайней мере, так я смогу слышать ее голос, когда она не отвечает.

Я знаю, это жалко. Чаще всего моя злость берет верх над чувством, что я скучаю по ней и расстроен ее уходом. Но когда я пьян, все ставки отменяются. Либо мне вообще все равно, либо я звоню ей — двадцать семь раз, по-видимому.

— Ты здесь, наверху, живой? — спрашивает знакомый голос.

Со стоном моя голова склоняется набок, когда Мали поднимается наверх. — Черт. Кэм здесь, не так ли?

Она ухмыляется. — Он здесь, и ты в беде. Бар должен был открыться более часа назад. На пляже несколько человек, страдающих от жажды.

— Всего десять утра, — ворчу я. — Их алкогольные задницы могут подождать.

— Забавно, что ты упомянул задницы алкоголиков… — Она подходит ближе, и я мгновенно сожалею о своих словах. — У тебя все в порядке?

Как ни удивительно, Мали стала одним из моих самых близких друзей с тех пор, как Лейкин ушла. Не берите в голову никаких идей. Она мне как сестра. Но мы опирались друг на друга, пока Кэм самоликвидировался. Я не думаю, что кто-то из нас хорошо воспринял ее отсутствие, но Кэм висел на волоске. И когда Мали попыталась обуздать его, это не сработало.

— К чему ты клонишь? — устало спрашиваю я.

Она ставит стакан воды и две таблетки Адвила рядом со мной. — Я просто беспокоюсь о тебе. Вот и все. Ты немного перебрал с алкоголем, а так как алкоголизм у тебя в семье… — Ее голос прерывается, и она вздыхает. — Я просто хочу убедиться, что ты знаешь, что делаешь.

Это не тот разговор, который я хочу вести. Не сейчас и никогда. Я никогда не понимал, почему мой отец бросил свою семью, чтобы постоянно напиваться. Если бы у меня был выбор между ними, я бы выбрал Лейкин без малейших колебаний. Но у меня не было возможности сделать этот выбор.

Схватив таблетки, я бросаю их в рот, быстро проглатываю, а затем поднимаюсь с кровати, чтобы пойти в душ. Но сначала мой взгляд встречается с Мали.

— Разница между ним и мной в том, что он ушел от своей семьи. Моя бросила меня.

Она хмурится, на ее лице читается сочувствие, но я отворачиваюсь, прежде чем признать это. Я пытался скрыть свою боль от всех вокруг меня, кроме моей мамы. Хотя Кэм знает, что моя мама больна, никто на самом деле не знает, насколько она больна. А Мали вообще ничего не знает. Она достаточно беспокоится обо мне. Я не хотел давать ей еще одну причину смотреть на меня так, будто заботиться обо мне — ее работа.

Это не так.

— Хейс, — печально говорит она.

— Скажи Кэму, что я спущусь через минуту, — отвечаю я, заходя в ванную.

Это не тот ответ, которого она хотела, но она не собирается спорить со мной прямо сейчас. — Ага.

У нас не в первый раз происходит разговор, подобный этому, когда она говорит мне, что мои действия и способы справиться с ситуацией нездоровые. Но, что вредно для здоровья, так это то, что за два года приходится проходить через такое количество дерьма, с которым некоторые люди справляются за всю свою чертову жизнь. И если, утопив все свои чувства в бутылке водки и паре кружек пива, удается немного притупить боль от этого, то спасибо, черт возьми, тому, кто создал алкоголь.

Я включаю душ и направляю горячую воду на лицо, позволяя своим мыслям вернуться к тому моменту, когда ушла Лейкин. Это не то место, куда я часто хожу, но, возможно, мне следует, потому что каждый раз, когда я это делаю, я становлюсь немного злее.

В течение шести месяцев я пытался найти ее. Сначала мне помогали Кэм и Мали, выслеживая любую зацепку, которую я мог найти о том, куда она могла пойти. Мы даже вернулись к хакеру и заплатили ему, чтобы он попытался отследить ее телефон, но безуспешно. Все наши попытки заканчивались ничем. И вот настал день, когда родители Кэма получили письмо.

В нем было несколько страниц, объясняющих, что ей пришлось уехать, чтобы чего-то добиться, и она не могла этого сделать здесь. Конечно, она не