Порция красивого яда - Келси Клейтон

злопамятностью, потому что, когда я несчастна, мне хочется побыть одной. Нет никого, кого бы я хотела видеть рядом с собой. Ничто не может сделать это лучше. Просто позвольте мне лежать там, в последствиях того хаоса, который я устроила.

Я заслуживаю того, чтобы быть такой разбитой.

Ничто не может избавить меня от чувства, которое возникло, когда я ушла. Оно там, в каждом дюйме моей жизни. И неважно, насколько я могу быть счастлива, эти чувства для меня не существуют.

Больше нет.

Ни после него.

В студии звучит голос певицы, которая исполняет песню, написанную мной, и это прекрасно, но это не то. Чего-то не хватает. Что-то мешает ей быть такой сильной, какой она должна быть.

— Останови ее, — говорю я продюсеру.

Встав со стула, я захожу в кабинку звукозаписи и смотрю на новенькую с невинными глазами, которая все еще думает, что мир прекрасен, а жизнь полна роз и радуг.

— Я этого не чувствую, — просто говорю я.

Она выглядит смущенной. — Что ты не чувствуешь?

— Боль. Абсолютная агония. Эта песня о настоящей душевной боли. О такой, когда не можешь сделать ни одного вдоха без ощущения, что кто-то вскрыл твою грудную клетку и вырвал сердце прямо из тела. От такой боли невозможно оправиться, сколько бы времени ни прошло и сколько бы раз ты ни убеждала себя, что поступила правильно.

Я киваю ей, чтобы она отошла, и она уступает мне дорогу. Надев наушники, я кладу руки на микрофон. Потускневшая буква «Х» на безымянном пальце смотрит на меня — единственная вещь, которая постоянно напоминает мне о том, что у нас все было по-настоящему.

Мелодия припева начинает звучать в моем ухе, и я произношу слова с убежденностью, которой они заслуживают.

Оставила свое сердце на полу,

когда я выходила за дверь.

Ты все еще думаешь обо мне?

Пожалуйста, не думай обо мне.

Потому что я не заслуживаю тебя,

После того, через что я заставила нас пройти.

Мне нужно дать тебе свободу.

Пожалуйста, не думай обо мне.

Продюсер усмехается, нажимая на кнопку, и останавливает музыку. Я смотрю на артистку, только что подписавшую контракт, и ее глаза слезятся. Сначала я не понимаю, почему, пока не чувствую, как по моей щеке скатывается слеза. Смахнув ее, как будто ее и не было, я протягиваю ей наушники.

— Попробуй это еще раз.

Она соглашается, и я выхожу из кабинки звукозаписи. Продюсер ждет ее согласия, включает музыку, как только получает сигнал, и затем поворачивается ко мне.

— Ты уверена, что не хочешь спеть это сама? — спрашивает он. — Кажется, никто не делает это так хорошо, как ты.

Я слушаю, как она выкрикивает слова, как будто произносить их для нее очень больно, и на моем лице появляется намек на улыбку. Она быстро учится. А когда она протягивает последнюю ноту, у меня по коже бегут мурашки.

— Я уверена, — отвечаю я с окончательностью. — У нее получится.

Проходя через парадную дверь, я опускаю ключи в чашу, стоящую у двери, и снимаю обувь. Холодная плитка приятно холодит ноги, когда я прохожу через фойе на кухню. Честно говоря, эта квартира слишком большая, чтобы мне нравиться. Я всегда предпочитала иметь свой собственный маленький оазис. Но я не выбирала это место.

Оно было у Нолан задолго до того, как я переехала.

По всем признакам, это особняк. Потолки такие высокие, что даже лестница не поможет мне до них дотянуться. А двери в два раза выше меня. Все это просто кричит о богатстве, и мне все время кажется, что я разобью что-нибудь ценное. Здесь я живу уже более полутора лет, но у меня никогда не было ощущения дома.

Я осматриваю дом и вижу, что каждая комната пуста за исключением последней. Нолан лежит лицом вниз на массажном столе, позволяя массажисту творить магию над ее спиной. Прислонившись к дверному проему, я прочищаю горло, и моя соседка поднимает голову, чтобы посмотреть на меня.

— Ты дома! — взволнованно говорит она. — Как это было? Она полностью влюбилась в нее?

Моя голова наклоняется из стороны в сторону. — В конце концов.

Встреча с моей соседкой-наследницей стала для меня благословением, которого я не ожидала, и подтвердила, что я приняла правильное решение, и карма вознаградила меня. Я жила в гостинице и пыталась выяснить, кто стоит за сообщениями, из-за которых я ушла от Хейса. Я пыталась найти кого-то, кто мог бы мне помочь, кого-то влиятельного или с хорошими связями, поэтому я отправилась в клуб. Один из эксклюзивных, где гостями являются самые влиятельные люди в округе.

Проблема в том, что мне было всего девятнадцать лет.

И тут появилась Нолан с ее волшебными методами убеждения.

Она не только помогла мне попасть в клуб в тот вечер, но и сумела найти общий язык, несмотря на то, что у меня случился нервный срыв, в результате которого я соплями и слезами испортила ее рубашку. Она хотела, чтобы я встретилась с ней на следующий день, потому что каждой девушке нужно поддельное удостоверение личности, а когда она узнала, что я живу в гостинице, она настояла на том, чтобы я переехала к ней. Я пытался отказаться, но когда она стала ныть, что постоянно остается одна в таком большом доме, я сдалась.

Было ли это безрассудством — переехать к человеку, которого я знаю всего пару дней? Определенно. Но когда единственный план — уехать, чтобы спасти жизнь парню, в которого ты влюблена, то, как правило, приходится делать не самый лучший выбор.

К счастью, этот вариант сработал.

Все, что у меня есть, включая мою работу, — это благодаря ей. Она была рядом, когда я плакала о том, о чем она до сих пор не знает, и отвлекала меня от тех моментов, когда я хотела просто рискнуть и вернуться домой. Она даже попросила своего отца потянуть за ниточки, чтобы я переступила порог музыкальной индустрии.

Никто и никогда не сравнится с Мали, но Нолан — вполне достойная альтернатива.

Она сидит, выставив напоказ свои сиськи и ничуть не стыдясь, а я, усмехаясь, смотрю в сторону. В этом ее особенность. Скромность просто не входит в ее лексикон.

— Ты свободна, — говорит она массажисту. — Если только Лейкин не хочет массажа.

Я смотрю в потолок, пока Нолан снова надевает рубашку. — Нет. Я в порядке.

Она усмехается. — Ты такая ханжа. Что бы ты делала на нудистском пляже?

— В том-то и дело. Я бы никогда не