Выбор оружия. Повесть об Александре Вермишеве - Наталья Максимовна Давыдова

Тетя Эля, Елена Георгиевна, живет в Ереване. В кухне стандартной маленькой квартиры пахнет далмой и айвовым вареньем, травами, перебродившим вином, свежим хлебом, молодым козьим сыром, и кажется - горьковатым дымом, тающим снегом и озерной водой. Пахнет выглаженным бельем и земляничным мылом.

Тетя Эля смотрит на часы - в духовке печется курица, опаздывает из школы внук, надо успеть вниз в магазин за сметаной. Рядовая армянская бабушка. Однако мне почему-то видится в ней представительная статс-дама с высокой прической, в шелковом платье до пят, в кружевной накидке. Она любезно приглашает сесть, непринужденно отвечает на вопросы, живо расспрашивает сама. Потом приносит тяжелые, похожие на сейфы альбомы, запирающиеся бронзовыми замочками с ключиками. За теми замочками - красавицы в светлых нарядах с жемчугами на длинных шеях, чернобородые абреки в тройках с тростями и при котелках, юноши в студенческих мундирах, офицеры с саблями. Некоторые альбомы имели серебряные оклады, теперь окладов нет: давным-давно содраны и снесены в торгсин. Но осталась память тети Эли, память феноменальная. Имена, фамилии, события, люди, даты, мельчайшие подробности, генеалогические древа, слова, словечки, цитаты, легенды. Она блистательно остроумна, весела, несколько непререкаема, но иначе нельзя, собьют с панталыку, запутают, а тетя Эля что знает, то знает.

Тетя Эля повествует:

- Первую жену Христофора Аввакумовича Вермишева звали Варвара Александровна Аргутинская-Долгорукая. У нее на улице Петра Великого в Тифлисе была школа ручного труда, там дамы шили сапоги, клеили бамбуковую мебель, занимались металлопластикой, выжиганием по дереву, то есть делали декоративные вещи. Кроме того Варвара Александровна давала уроки музыки и французского языка. Мой свекор Христофор Аввакумович, ее второй муж и родной дядя Саши Вермишева, был человек замечательный: общественный деятель, находился в переписке с целым миром, с Ширванзаде, с Николаем Марром, с Короленко, с Мариэттой Шагинян. В 1905 году он был избран городским головой Тифлиса, но принужден был уехать в Швейцарию, потому что сочувствовал рабочим и не поладил с генерал-губернатором Ширинкиным. Вернувшись, издавал газеты «Баку», «Кавказский телеграф», «Кавказская копейка». Кстати, в этих газетах сотрудничал и Саша, публиковал статьи, стихи, фельетоны под псевдонимом Sаvе, Саве, это был его литературный псевдоним и подпольная кличка. И в семье его так называли. Имя составлено из первых букв в фамилиях матери и отца, Савицкая - Вермишев.

Прекрасными людьми Саве был окружен с детства! Отчим его - Василий Николаевич Черкезов. В Тифлисе его именем была названа улица Черкезовская, бывшая Авчальская. Он тоже был городской голова Тифлиса, проводил в городе трамвай, вел переговоры с Гагенбеком об устройстве зоологического сада. Саве его очень любил и уважал. Когда тот умер, Саве написал стихи...

Тетя Эля показывает старую почтовую открытку с портретом В.Н. Черкезова и стихами Саве.

Угасло пламя светлой жизни,

Умолк аккорд души больной,

Любимый сын своей отчизны,

Землей оплаканный родной.

Он полон был огня стремленья

К любви всеобщей и святой

И в муках горького терпенья

Служил народу всей душой...

Понятно, как такие люди могли воспитать Саве. Посудите сами: трудолюбие в почете, роскошь презирается, эгоизм отсутствует, меньше всего думают о себе - пекутся о благе народа. В Манюню Эрленвейн все были влюблены - и Саша гимназистом и его кузен. Манюня - дочь Варвары Александровны, а отец ее был учителем бабуринской школы Крапивенского уезда, сподвижником Толстого, сотрудником журнала «Ясная Поляна». Позже он переписывался с Толстым, в особенности по поводу народной учительской семинарии, они ее называли «университет в лаптях». Вот о чем мечтали, об «университете в лаптях»! Кстати, учительницей была и сестра Саши, Нина. И мачеха Ольга Емельяновна. Сельские учительницы. Одна мечта их вела, один идеал - идти в народ, служить народу. И Саша стремился стать юристом, адвокатом по той же самой причине - хотел служить людям. И служил. Он был сыном Вермишева, пасынком Черкезова, воспитанником Варвары Александровны Аргутинской-Долгорукой и духовным сыном Льва Толстого. Если вы хотите что-нибудь понять в нем, помните об этом... К тому же он был еще и партиец, подпольщик...

Когда Сашу, - продолжает тетя Эля, - выпустили из тюрьмы в 1910 году, ему было предписано выехать из Петербурга. Он, кстати, и собирался, ибо хотел получить в Юрьеве диплом. Но ему требовалось с кем-то повидаться в Петербурге. А он знал, что за ним ходит дядюшка, кери, то есть шпик. Саша пробежал проходными дворами - знаете, какие в Петербурге проходные дворы, да? Меня однажды чуть не зарезали в таком дворе. И пришел на квартиру к Абамелекам. Абамелеки были наши соседи по имениям, у наших Цинандали, у них Ходашени. Саша там бывал в детстве, состояли они с нами в родстве через Цуриновых. В тот вечер Абамелеки собирались в оперу, у них в Мариинском театре была своя ложа. Саша надевает парадную форму правоведа, младшего Абамелека, и в их авто отправляется в театр. Керинер ищут его по всему Петербургу, а он преспокойно лорнирует из ложи хорошеньких женщин.

Абамелеки так рассказывали тете Эле, тетя Эля памятлива, точна и убедительна. Но запах творимой легенды все равно чувствуется. Это так. И греха тут нет. Значит, человек таков, что порождает легенду о себе. Разорвать органическое единство памяти о живом человеке и легенды зачастую невозможно.

Легенда... память... Казалось бы, хрупкие понятия. И все-таки нет!

Любимую звали Леля. Леля-джан. Чудесная была девушка. Хороша собой, обаятельна, умна, человек, близкий Саве идейно - профессиональная революционерка. Арестовывалась, бежала за границу, окончила философский факультет Иенского университета. Затем была арестована в Мюнхене и выслана из Германии. В Швейцарии встречалась с виднейшими большевиками.

Леля, Елена Артемьевна Бекзадян-Махмурян, вспоминает:

«...Саве был исключительно одаренным, многогранным человеком, идейным революционером, юристом, публицистом, писателем, художником и изобретателем в области техники. И все ему удавалось удивительно легко в силу огромного природного дарования, неимоверного прилежания и страстности, с которыми он брался за все.

Но, к сожалению, в жизни он был великим неудачником, как множество талантов, подавленных гнетущими условиями царской России. Он буквально задыхался от постоянной нужды и постоянных провалов всех его попыток вырваться из этого «заколдованного круга».

В письмах Александра к Леле можно прочитать многое. О нем и его любви. Не будем гадать, почему эта любовь в итоге не была счастливой.

Каким же он был, Александр Вермишев?

Я встречаюсь с тремя женщинами, которые хорошо его знали (тетя Эля Саве никогда не видела).

Евгения Александровна Вермишева, младшая сестра Женичка, - спортсмен по профессии (они с мужем были тренерами Александра