Выбор оружия. Повесть об Александре Вермишеве - Наталья Максимовна Давыдова

пьесу Шпажинского «В старые годы». Во Втором Советском саду в помещении летнего театра показывают веселую комедию «Оболтусы и ветрогоны». «В Саду кинематограф, оркестр музыки». Анонсируется спектакль «Борцы за свободу», режиссер - актер Воронов-Вронский.

«Ушла из стада 15 сего июля корова, рыжая с белыми пятнами, на лбу звезда, хромает на правую переднюю ногу, на рогах зеленый шнур. Знающего просят сообщить по адресу Соборная ул., д. Лапшиной. Бор. Ник. Хренникову». «Пропала свинья, черная с белыми пятнами, просят сообщить по адр. Черная слобода, Глухая улица. П. Я. Майорову». И - как вопль одинокой души- «Ушла из стада седая овца». Адреса и фамилии нет - овца ушла навсегда.

Последнее - приказ: «О мобилизации согласно постановлению Реввоенсовета Южного фронта и телеграмме Орловского Военкомгуба за № 3918. Подлежат призыву на действ, воен. службу все без исключения граждане, родившиеся в 1880-1879 гг. Явиться с вещами, потому что домой не отпустят, но использовать будут на работах».

1879-й - это год рождения Александра.

Штаб помещался в бывшей конторе бумажной фабрики Черникина. Вывеска еще сохранилась, но фабрика остановилась давно, двор успел зарасти лебедой и травой.

Командиром батальона был военспец, в прошлом интендант, штабс-капитан, Валентин Иванович Шилов, маленький, ладный, розовощекий бодрячок.

- Сегодня получили сводку, - немедленно начал он после формальных представлений. - Пятая армия вот-вот возьмет Челябинск. Мы на Южфронте пока ждем. Половина батальона на полевых работах в культурном имении. Но больше недели назад зарядили дожди. Над погодой никто не властен, только мокриды. Я вам обрисую диспозицию на случай наступления с юга.

Он вытащил карту, расстелил и склонился над нею, подражая, должно быть, чьей-то изящной штабной манере.

- Во вверенном нам укрепрайоне мы занимаем оборону, вот тут, на высоком левом берегу Сосны. Оборудовано огневых точек: 12 пулеметных и 7 артиллерийских. Артиллерии у нас в батальоне нет и не ночевало, - сказал он, чуть сбившись с тона. - Пулеметов три. Такая вот двойная итальянская бухгалтерия.

Он извлек из железного шкафа большую простыню-ведомость с грифом фабрики Черникина, - видимо, заговорила старая интендантская школа.

В соседней комнате раздался редкий неуверенный стук пишущей машинки.

- Да, пишмашинка системы «Адлер», одна штука, - нашел пальцем в ведомости Шилов, продолжая затем свое мерное перечисление: сапоги, патроны, гимнастерки, ткань бязевая, одеяла, уздечки, топоры, личное оружие, лопаты, крупа пшенная - длилось это не меньше получаса, Александр, грешным делом, чуть не задремал.

- Валентин Иванович, давайте оставим покуда эти реестры, - сказал он, встряхиваясь. - Коль скоро вы начали про диспозицию, то скажите, какие еще силы в городе, в каком состоянии?

Шилов неожиданно потерялся.

- В городе имеется железнодорожный караульный батальон, пехотная школа курсантов... - Он надул обиженно губы. - Вообще-то я полагал бы, что мое дело батальон, с которым хватает хлопот. А как взаимодействовать остальным силам, решает командование, не так ли?

В это время открылась дверь и на пороге появился человек, грацией и ловкостью напомнивший Александру нервное животное пуму, виденную когда-то в тифлисском зоосаде. Стрижка бобриком и неопределенный рыжевато-полосатый цвет волос еще усиливали это сходство.

Познакомились. Одинцов Сергей Николаевич, военный инженер. Однако поговорить не удалось: следом за ним вошло еще несколько человек.

Первой пропустили даму, но главной была не она. Главным был высокий сутуловатый товарищ с усами и бородкой клинышком. Поляков прибыл в Елец как уполномоченный Наркомзема и Наркомпрода для организации заготовки и вывоза хлеба. По лицу этого человека можно было догадаться, что он находится в состоянии крайнего раздражения. Горожанин до мозга костей, абсолютно не представлявший себе, как добывается хлеб, что нужно, чтобы взрастить ржаной или пшеничный колос.

Поляков, требуя от Шилова обеспечения охраны хлебозаготовок и поминутно перепрыгивая на обсуждение каких-то еще не очень понятных Александру конфликтов, говорил:

- ...Как мы читаем у Мольтке, смыслом всякой операции является внезапное нападение и молниеносный разгром противника путем его окружения. Необходимо упредить противника. Врозь идти,, вместе драться, охватить противника с флангов, разгромить его в одном генеральном сражении. То же самое необходимо при проведении хлебозаготовительных работ. Мы не должны ждать, пока крестьянин, обманутый кулаком и призраком голодной зимы, пойдет на нас, И вспыхнет елецкая Жакерия. Мы должны начать превентивную войну. А вы нашу превентивную войну саботируете. В этом пункте у вас крупный стратегический просчет, вы, фактически скатываясь на эсеро-меныневистские позиции, ведете огонь по основным мероприятиям Советской власти. Напоминаю вам всем о лозунге двух мобилизаций. Сегодня судьба революции - это не только фронт, это хлеб. И прежде всего елецкий хлеб!

Сказавши это, он сурово посмотрел на военспецов, оценивающе на нового комиссара и неожиданно нежно и даже робко на свою спутницу.

- Как это верно, - вставил Шилов. Чувствовалось, что он едва переносит Полякова - и по линии военной доктрины, и по линии крестьянства.

- Здесь, в Ельце, Мольтке большая подмога. У него не написано, откуда нам взять обученных солдат вдобавок к нашей инвалидной команде? - ехидно подал реплику и Одинцов.

Суть конфликта заключалась в том, что Шилов, как человек бывалый и опытный службист, не веря посулам армейских провиантмейстеров, решил поднакопить к осени довольствие силами самого батальона. На реке Варгол нашли советское хозяйство, обладавшее значительной землей, обработать которую оно было не в силах. Договорились с тамошней сельской властью. Упродком не возражал. Однако на территорию заявлял свои права и прибывший из Москвы загототряд кооператоров Центросоюза, который работал в этих местах еще на прошлогоднем урожае. Поляков, пытаясь снять конфликт, хотел перекинуть батальон целиком на исполнение охраюю-заградительных функций, клянясь и божась, что заплатит Шилову и без хлеба тот не останется. Шилов не верил ему ни на грош и твердо стоял на своем, говоря Полякову. «Вы в октябре отсюда уедете, а у меня боец будет лапу сосать». Поляков вновь обвинял его во всех смертных грехах, называл кулаком, мелким буржуа, рантье, намекал, что ревтрибунал на соседней улице. Шилов бледнел, краснел, но не уступал. Одинцов почти в открытую веселился, чем, конечно, немало досаждал Полякову. Александр, несмотря на кратковременность знакомства, даже был принужден подтолкнуть один раз Одинцова сапогом. Женщина, вошедшая вместе с ними, - Анна Дьякова немного скучала, разделяя, пожалуй, позиции Шилова.

Александра занимало, о чем думает секретарь батальонной партийной ячейки Тихон Родионов, крепкий бритоголовый молодой парень, который не сказал ни слова, но, судя по всему, ни с одним из спорящих согласен не был. Кто-то Тихону здесь мешал или кого-то он стеснялся, считаясь с военной субординацией?

Двое кооператоров тоже помалкивали.